Кровью омытые. Борис и Глеб

— Здесь не одни ворота, мы идем к тем, возле которых монастырь Святого Мамонта. Там русский квартал, и мы будем в нем жить до конца лета, до густаря-августа, пока еще не настанет время морского волнения.

* * *

Русский княжич ходил по Константинополю, иногда один, но чаще с иереем Анастасом. Борис любовался храмами и соборами, дворцами, где в одном из них жил император Василий.

Площади и улицы замощены плитами и булыжником. Город украшали колонны и мраморные статуи. Шумные торжища поражали обилием товаров, навезенных сюда со всего света.

От площади Августеона начиналась главная улица Константинополя Меса. С северной стороны площади высился над городом храм Святой Софии, а с южной — Большой императорский дворец со множеством зданий, соединенных галереями, переходами, террасами садов.

У дворца находился Ипподром, а напротив — Сенат.

Ночью город светился огнями — горели факелы, жировые плошки, чадило бурое горное масло, добытое из подземных ключей, освещая улицы и площади…

Забрел как-то княжич Борис в район Ликоса, где в трущобах обитала беднота. Княжич не удивился. Разве не так в Киеве, где Гора жила своей жизнью, а слободы своей, где избы ремесленного люда несравнимы с хоромами бояр и дворцом великого князя…

Анастас заметил:

— В этом районе живет беднота, плебс, здесь злачные места, приют бездомных и обитателей харчевен, веселых женщин, какие торгуют своим телом. В смуту отсюда толпы народа выходят, чтобы громить дворцы и хлебные ларьки. Такого Киевская Русь пока не изведала. О, княже, ты не ведаешь, что такое гнев народа, не приведи Бог…

Минула неделя, и Корсунянин привел Бориса к мосту через бухту Золотой Рог. Перед княжичем открылась темно-синяя гладь воды. Борис остановился. Море застыло. Здесь в бухте теснился императорский военный флот. Он бесчислен, дромоны, триремы, хеландии, памфилы. Корабли империи ромеев устрашающе бороздят моря Эгейское и Средиземное, поднимают волну Понта Эвксинского и режут воды моря Мраморного. Здесь в гавани Золотой Рог передыхает только часть могущественного флота империи. Борис думал, этакая армада, а оказалась бессильной против флота русичей князя Олега!.. Однако почему неудачным оказался поход князя Игоря? На пиру у великого князя Владимира Святославовича Борис слышал от гусляра, что в первом походе князя Игоря морская буря развеяла его ладьи по всему морю, разбросала и потопила, а во втором походе ромеи встретили русичей греческим огнем. Горели ладьи, горели люди…

В середине июля, какой на Руси грозником кличут, Борис заметил, что пора и домой, тем паче об этом уже заговаривали киевские купцы, справившиеся со своими торговыми делами.

— Воля твоя, княже, передам ладейщикам, пусть готовятся, — сказал иерей Анастас.

* * *

Во дворце на Милии издавна повелось, император начинал день с заслушивания логофета дрома, ведавшего внешней политикой Византийской империи. у В тот день логофет дрома, старый, безбородый евнух со слезящимися глазами, явился к императору с необычным докладом. От многочисленных осведомителей логофету дрома стало известно, в Константинополь приплыл сын великого князя киевского Борис, а с ним иерей Анастас. Логофет дрома медленно брел мимо мраморных колонн дворца, где стены отделаны малахитом, а через большие оконные витражи проникал мягкий свет. Стража распахивала перед логофетом двери, но он даже не замечал этого. Все было привычно, ибо шагал он вот так уже два десятка лет.

Старый евнух служит базилевсу как преданный пес, но еще больше он старается угодить любовнице базилевса, несравненной Зое. Всем известно, Зоя во гневе беспощадна.

Евнух шел медленно, не совсем еще решив, надо ли рассказать императору, о чем ему стало известно.

В зале в высоком кресле из кипариса, отделанном золотом и драгоценными камнями, восседал тот, кто уже при жизни уподобился божественному.

Базилевс был один. В прежние годы в зале толпились вельможи, но император отныне изменил своим привычкам, он выслушивал логофета под пение райских птиц, сидевших в золотых клетках.

— Какие новости в нашей империи? — спросил базилевс, как только логофет дрома приблизился к трону.

— Божественный, в твоем государстве в Малой Азии и на Балканах все спокойно. Могущественная империя живет под твоим мудрым правлением.

— Это и все, что ты хотел сказать мне, логофет дрома?

— Да, несравненный, я не осмеливаюсь беспокоить тебя, божественный, пустыми разговорами.

— О чем они, поведай.

— Божественный, в твоем царственном граде сын великого князя киевского. В патриархии побывал Корсунянин Анастас, духовник княгини Анны.

— Князь скифов Владимир прислал своего сына с посольством?

— Нет, божественный, молодой скиф захотел посетить родину матери.

— Тогда зачем ты мне об этом рассказал?

— Но, несравненный, его мать была твоей сестрой.

Пергаментное лицо императора не дрогнуло.

— Наша любимая сестра Анна скончалась в земле скифов. Владимир взял ее силой, и потому дети князя киевского не ромеи, они скифы.

* * *