Кровью омытые. Борис и Глеб

Сделавшись королем польским, Болеслав не только способствовал проникновению через Польшу в Западную Русь католических ксендзов и монахов. Отдавая свою дочь замуж за Святополка, Болеслав приставил к ней папского нунция. Предпринималось все, чтобы через туровского князя повлиять на Православную Церковь, заставить ее принять догматы католицизма. Расчет был на то, что Православная Церковь на Руси еще неустойчива.

Уже тогда в верхах Западной Церкви вынашивались планы побудить киевскую Церковь пойти на Унию, соединиться с западной и признать Палу Римского верховным владыкой двух Церквей.

* * *

Нервничает Святополк. После возвращения из Киева дня нет спокойного, будто отовсюду враги к нему тянутся. Накинув на плечи короткую меховую душегрейку, он то и дело подходит к печи, греет руки.

Тихо в хоромах, и только потрескивают березовые дрова да сечет по слюдяному оконцу снежная пороша. С вечера разобралась метель. Она не утихла и к утру.

Поправив сползшую душегрейку, Святополк прошелся к двери, снова подошел к печи. Мрачные мысли одолевали туровского князя. Не было веры ни князю Владимиру, ни братьям. Да и откуда ей, вере той, взяться? Вырос в семье нелюбимым, и княжение ему великий князь выделил не от сердца. Отдать бы Новгород после Вышеслава ему, ан нет, Ярославу достался…

И Святополк меряет ногами опочивальню, трет ладонями виски, говорит себе:

— Только бы на великое княжение сесть, а там всю Русь под себя подомну. — Озирается, словно боится, что кто-то услышит. В темных, глубоко посаженных глазах настороженность.

Неожиданный голос внутри спрашивает его: «А как же Борис, ежели Владимир Святославович оставит его после себя?» И Святополк отвечал: «Я посажу Бориса в Вышгороде, чтоб всегда рядом со мной находился и измены не затаил».

В соседней горнице послышался шум, голоса. Князь испуганно вздрогнул. От страшной мысли лоб покрылся испариной.

«Уж не Владимировы ли люди заявились, убийцы, им подосланные?»

Всю жизнь боялся этого Святополк, каждого подозревал. Особенно когда в Турове поселился. Крикнул, обернувшись к двери:

— Эй, гридни!

На зов князя вбежал стоявший на карауле дружинник. Святополк спросил:

— Чьи голоса я слышу?

Воин положил руку на меч, ответил спокойно:

— То гридни из дозора воротились, спать укладываются.

Князь недовольно проворчал:

— Могли б шуметь поменее.

Спокойствие караульного передалось и Святополку. Он снова заходил по хоромине, потом, опомнившись, бросил гридню:

— Почто стал, не надобен ты мне еси.

* * *

Давно не чувствовал себя великий князь так хорошо, как в эти дни. Будто молодые годы вернулись к нему. Было легко и радостно. Владимир знал отчего — сын Борис возвратился.

А накануне ослабели морозы и потеплело. Но до весны было еще далеко, и великий князь назначил время лова. Объявил о том боярам, а ловчим велел места сыскать, зверем богатые.

Широким шагом Владимир вышел из опочивальной и, спустившись с крыльца, принялся растираться снегом. Следом отрок принес льняной рушник. Князь растер лицо и грудь, велел отроку потереть спину.

— Добре, добре, ну-тко, отрок, побей спину, да рук не жалей! А теперь сызнова снегом.

И когда от княжеской спины запаровало, Владимир бросил:

— Будет, этак кожу сдерешь.

Потом вытерся чистым рушником и посмотрел на восток. Небо обещало быть чистым, и солнце всходило ясное, без зарева. «Быть дню безветренному», — подумал Владимир.

И еще радовало великого князя, что Борис сам пожелал поехать на охоту. Владимир расценил это как доброе предзнаменование. Прежде отказывался, как его ни уговаривали.

Ловчие отъехали затемно. Великий князь слышал, как они покинули двор, псари повели свору гончих. Уехали и бояре с отроками, скрипя полозом, укатил санный поезд с провизией и розвальнями для убитой живности. Теперь ступит в стремя князь с сыном. Вот только стряпуха слегка накормит их перед дорогой. Отправляясь на лов, Владимир не любил переедать, с переполненным животом в сон тянуло.

На крыльце показался Борис. Он был готов в дорогу. На нем короткий нагольный тулупчик, поверх, у бедра, длинный меч, а голову прикрывала легкая суконная шапочка, из-под которой выбились волосы.

Владимир залюбовался сыном. Тот поздоровался с отцом. Великий князь кивнул, сказал с улыбкой:

— Денек, сыне, только для лова. Погоди, я оденусь, а ты ступай в поварню, поешь, там Василиса дожидается…

Ели наспех, по куску холодной телятины с хреном, запили горячим молоком. Отрок подвел коней. Владимир велел подседлать ему вороного, старого, верного товарища. В последнее время князь его жалел, и вороного подседлывали редко. Владимир погладил коню шею, сказал Борису:

— Пусть везет своего хозяина как в старые добрые времена.

Вступая в стремя, подумал, уж не в последний ли раз едет он на вороном?

Конь перебирал копытами, пританцовывал, гнул дугой шею, Владимир рукой в рукавице похлопал коня по холке…