Кровью омытые. Борис и Глеб

— В Киеве дознайся, что противу меня великий князь замышляет.

Глава 7

Просмоленные дочерна новгородские расшивы, вытянувшись гусиным строем, пересекали озеро Нево. Расшивы низкие, длинные, однако в воде устойчивые, даже в непогоду. Умеют рубить свои ладьи новгородские мастеровые.

Стороной, подняв паруса, режет черные воды дракар свевов. Хищно уставилась вдаль позолоченная голова невиданной птицы. От носовой части и до кормы по бортам варяги вынесли тяжелые щиты. Время от времени на дракаре затрубит невесть к чему рожок и смолкнет. Шесть на десять воинов-варягов нанял князь Ярослав в свою дружину.

Худой, среднего роста новгородский князь Ярослав, положив руки на борт ладьи, разглядывает поросшие лесом берега. Утренний туман поднялся, и на голубом склоне неба берег и лес тянутся нескончаемой темной полосой.

Зима грянула ранняя, и русы торопятся. Дело известное: с морозами Волхов покроется толстым льдом, и тогда до самого тепла не будет расшивам дороги…

Еще весной отправился Ярослав в землю свевов. Не любопытства ради плавал он, а в поисках родственного союза с конунгом Олафом. На будущую весну свевы привезут в Новгород жену для князя Ярослава. Гордая дочь Олафа Ингигерда станет русской княгиней Ириной.

Но не только за будущей женой плавал в страну свевов Ярослав, душой чуял, близится день, когда потребуют новгородцы не давать гривен Киеву. Ярославу соглядатаи и доброхоты уже доносили, именитые люди Новгорода сговариваются, почали народ подбивать, отчего-де платим дань Владимиру, аль он нас покорил? Не мы ль его на великое княжение привели?..

Дань немалая, и ее надо меж новгородцами разложить по концам и собрать. А конец концу рознь. Софийский и Торговый — одно, Неревский и Людинов — другое. Но платить всем поровну. Вот и схватываются новгородцы: на вече качнутся, а заканчивают на волховском мосту кровью…

Ярославу дань Киеву давно не по душе, к чему гривны из новгородской скотницы в киевскую увозить?

Понимая, что взъярится великий князь и пойдет войной на Новгород, Ярослав и отправился к Олафу.

Слегка прихрамывая, Ярослав прошел на корму. Кормчий Ивашка, не выпуская рулевого весла, прохрипел простуженно:

— Прихватит мороз, станет Волхов.

— Скоро устье, там на весла наляжем, — успокоил Ярослав.

Ивашка поглядел на небо, потом на воду:

— Не успеем, князь.

Ярослав снял соболью шапку, потер высокий и чистый лоб:

— Ты, Ивашка, море читаешь ровно книжную премудрость.

Минуя тесно жавшихся на скамьях воинов, князь воротился на носовую палубу, остановился рядом с воеводой Добрыней, грузным, седым боярином, поглядел на корабль свевов. Мысли перенесли Ярослава в страну свевов, лесистую, суровую, где берега изрезаны фиордами и море меж камней кипит бурунами, а ярлы строят свои крепости подобно орлам на скалах и живут торговлей да морским разбоем.

В стране свевов в городе Упсала конунг Олаф потчевал новгородского князя. В честь гостя пели лучшие скальды-певцы. Они славили доблестных викингов.

На пиру Ярослав приметил Ингигерду, которой суждено стать его женой…

Обогнув выступавшие из воды камни, расшивы втянулись в Волхов. Ветер ослаб, и большие квадратные паруса, сшитые из кусков полотна, временами стреляли звонко.

Против течения налегли на весла. По ту и другую сторону Волхова к самой реке подступал густой, богатый зверем и птицей лес. Края эти давно известны новгородским промысловым людям. Часто набегали сюда ушкуйники, пограбят лесной народ словенского племени, загрузятся пушниной, да только их и видели.

К темну расшивы подошли к Ладоге. Еще загодя князь Ярослав решил устроить здесь ночевку. Когда корабли причалили к дощатым мосткам, на пристань высыпал весь городской люд. В высокой бобровой шапке, дорогой шубе пришел встречать князя и посадник Парамон. Немолодой, болезненно желтый воевода привел Ярослава в свои хоромы. Дворовые забегали, натащили в трапезную снеди. Ярослав скинул шубу и шапку, умылся над тазиком, сел рядом с хозяином.

— Сказывай, боярин Парамон, как живешь?

Боярин разлил из ендовы по ковшам мед, промолвил:

— В людской нужде живем, князь. Вот и этим летом набежала воровская дружина варягов, пограбила поморян и ушла безнаказанно. А все оттого, что дружина моя мала. Варяги то чуют, потому и смелы.

Ярослав постучал костлявым пальцем по столу:

— Твою нужду знаю, давно кликнул бы к себе охочих людей…

На рассвете потянул мороз, и с запеленатого тучами неба посыпалась мелкая колючая пороша. Ветер гнал ее по мерзлой земле, наметал под изгородями белесые островки. У берега Волхов покрылся тонким прозрачным ледком. Кормчий отыскал опочивальню, где спал Ярослав, вошел без стука, сказал негромко:

— Князь, пробудись!

Ярослав открыл глаза, увидел кормчего, скинул сшитое из куниц одеяло, подхватился:

— Что стряслось, Ивашка?

— Припозднились, князь, расшивам дальше нет хода. Волхов становится.

— Не отпустит ли мороз?

— Забирает. Теперь дожидайся, пока ледяная дорога установится, тогда на санях тронешься. Мы же здесь перезимуем, а по весне расшивы домой пригоним.

В приоткрытую дверь просунул голову Парамон:

— С зимой, князь.