Кровная добыча

– Это совсем недалеко, – объяснял он Лоде. – Минут за пятнадцать добежишь. От ворот ипподрома возьмешь слегка влево, а там почти сразу начинается наша Епархиальная улица. Особняк почти посередине, по прямой и домчишься.

Теперь Всеволод так и бежал, уже по Епархиальной. И особняк по описанию Саши сразу узнал. Еще тяжело дыша, он резко позвонил в дверной колокольчик. Дверь быстро распахнулась, на пороге стояла девочка…

Когда-то давно он эту девочку видел. Ему было лет семь, и он вместе с Еленой приехал к соседям в имение «Бородинские пруды» проводить своего друга Сашу Петрусенко. Викентий Павлович, отец Саши, уехал раньше и срочно, потому что в Киеве был убит господин Столыпин. А теперь и Саша со своей мамой и маленькой сестрой уезжали в Харьков. Тогда на эту девочку, совсем маленькую, пятилетнюю, он не обратил внимания. Не помнил даже, как ее зовут, но сейчас, в Новороссийске, Саша несколько раз говорил о ней и называл – Катя… Теперь она стояла перед ним. Минуту назад мысли Всеволода занимали очень важные вещи, и вдруг он забыл обо всем. «Настоящая фея!» – подумал он, глядя на тоненькую фигурку в серебристом платье, на огромные голубые глаза и рассыпанные по плечам густые локоны. Она тоже смотрела на него, не отрываясь, склонив головку, вдруг улыбнулась, взяла его за руку, заставив перешагнуть порог, и захлопнула дверь.

– Князь Всеволод! – воскликнула. – Это вы? Откуда? Уж не с неба ли спустились?

– Да, – ответил он, не отводя от нее глаз и мечтая, чтобы она не отнимала руку. – Я прилетел на самолете, с летчиком Ермошиным.

– Правда! – Катя радостно захлопала в ладоши. – Сережа прилетел! Папа, мама, Сергей Ермошин прилетел на самолете! И Лодя Берестов с ним!

– Да, да, – тут же пришел в себя Всеволод. – Мне срочно нужен Викентий Павлович! Он дома?

Когда на быстрой пролетке Петрусенко с юным Берестовым подкатил к воротам ипподрома, туда как раз въезжала карета «Скорой помощи». Петрусенко и Ермошин радостно обнялись, но разговаривать времени не было. Все вместе проводили Николая Кожевникова в городскую больницу, где был оборудован и военный лазарет. Тот самый, кстати, где Николай залечивал раны в шестнадцатом году.

– А говорят, нельзя войти в одну и ту же реку, – пошутил Кожевников, когда его несли на носилках по больничному коридору. – Тут почти ничего не изменилось. Почти…

Через полчаса на машине приехал начальник штаба Юго-Западного фронта Александр Егоров, быстро прошел в отдельную палату, куда поместили Кожевникова. Их разговор явно был не для посторонних ушей, вот тогда Викентий Павлович и увез всех домой.

Викентий Павлович и Людмила Илларионовна уже знали, что Митя с Сашей, а с ними Елена возвращаются в Харьков – Всеволод успел рассказать. Их встреча в Новороссийске поразила Людмилу, но Петрусенко сказал философски:

– Судьба – это магнит, который притягивает к себе родственные души. – Засмеялся: – Как афоризм? Сам придумал!

Они сидели за столом в гостиной, ужинали, и Всеволод теперь подробно рассказывал, как Николай Кожевников узнал в Дмитрии своего харьковского друга, как Елена и он сам догадались, что Митя – из семьи Петрусенко, как появился Саша. Викентия Павловича особенно порадовало то, что Дмитрий сам вычислил Уржумова-Скулу.

– У него отменный разыскной талант! Я совсем недавно говорил об этом. Помнишь, Люся, – Артему. Мы еще поработаем с Митей, поработаем!

Саквояж Уржумова стоял здесь же, в комнате, на бюро. Викентий Павлович уже открыл его, сбив замки. И все увидели, что он набит ювелирными украшениями – в футлярах, мешочках и просто россыпью. Блеск золота и камней при электрическом свете поражал. Но Викентий Павлович сразу же увидел иное. Радостно вскрикнув, он достал из саквояжа маленькую икону в киоте, отделанном серебром и жемчугами, оглянулся на жену:

– Люся, посмотри! Это же миниатюрная копия «Богоматери Иерусалимской» Кирилла Уланова! Та, которую он сделал, когда уже стал монахом и принял имя Корнелий. Я ведь не ошибаюсь?

Людмила Илларионовна взяла в руки икону, вздохнула, прикрыв глаза:

– Да, Викеша, это она. Я хорошо помню, как Павел Иванович показывал ее нам в Настасьевке, говорил, что это – жемчужина его коллекции. Начало восемнадцатого века.