Ее слова о сестре и ошеломили и согрели меня. Она должна была пойти готовиться к встречи. Она поспешно переоделась и красилась - определенно он больше, чем друг. Я решила выйти за дверь. Я отчасти была рада, потому что не хотела, чтобы она видела слезы, которые появились после ее слов. Я всю жизнь была единственным ребенком. Лисса была самым близким человеком, я считала ее сестрой. Я всегда думала о Лиссе как о единственном друге; теперь я была одна. Услышать, что Виктория назвала меня сестрой…, хорошо, это перевернуло что-то во мне. Кое-что, что сказало мне, что уменя есть друзья и я не была одна.
Я спустилась на кухню, после этого и Алена вскоре присоединились ко мне. Я искала еду.
“Это была Виктория, я слышала уходили?” спросила она.
"Да, она отправилась к подруге." К моей чести, я держала выражение своего лица безразлично. Ни за что бы я не выдала Викторию.
Алена вздохнула. “Я хотела, чтобы она отправилась с поручением для меня в город.”
“Я сделаю это,” сказала я нетерпеливо. “После того, как я возьму что-нибудь поесть.”
Она одарила меня доброй улыбкой и погладила меня по щеке. "У тебя доброе сердце, Роза. Я могу понять, почему Димка любил тебя.
Это было так удивительно, я думала, как принимут мои отношения с Дмитрием здесь. Никто не приводил доводов о возрасте или отношениях мужду учителем и учеником.
Как я говорила Сидней, это походило,будто я его вдова или вроде того, а слова Виктории обо мне проигрывались в моей голове. То как Алена смотрела на меня, заставляло меня чувствовать, что я действительно была ее дочерью, и снова, я испытала те предательские чувства о своей собственной маме. Она вероятно посмеялась бы надо мной и Дмитрием. Она назвала бы это нецелесообразным и сказала, что я слишком молода. Или она не сказала бы? Возможно я была слишком жестокой.
Увидев меня перед открытым буфетом, Алена покачала своей головой укоризненно. “Но ты должна сначала поесть.”
“Только перекушу,” уверяла я ее. “Не нужно ни о чем волноваться.”
Накрнец она нарезала мне большие куски черного хлеба, который она испекла в этот день и принесла масленинницу, потому что она знала, что я любила намазывать ломтики толстым слоем. Каролина дразнила меня, что американцы могли бы быть шокированы узнав, что было в этом хлебе, так что я никогда не задавала вопросов. Так или иначе он был сладким и в то же самое время острым, и мне нравилось это.
Алена села напротив меня и смотрела как я ем. "Это было его любимым когда он был маленьким".
“Дмитрия?”
Она кивнула. “Всякий раз, когда у него был перерыв в школе, первое, что он делал, просил этот хлеб. Мне практически каждый раз приходилось делать свой хлеб, который он привык есть. Девочки никогда не ели так много.”
“Парни всегда, кажется, едят больше.” Конечно, я могу не отставать от большинства из них. “И он крупнее и выше ростом, чем большенство.”
"Правда," размышляла она. “Но я в конечном счете достигла точки, когда я заставила его начать готовить это самому. Я сказал ему, если он собирается съесть всю мои припасы(еду), то пусть сначала узнает, как много сил(труда) уходит на нее.”
Я засмеялась. " Я не могу представить Дмитрия пекущего хлеб. "
И все же, как только слова вышли, я передумала. Мои непосредственные ассоциации с Дмитрием были всегда интенсивными и жестокими; его сексуальный образ сражающегося Бога приходил на ум. Тем ни менее, Дмитрий был мягок и заботлив, что смешивалось с той смертоносностью, которая сделала его настолько замечательным. Те же самые руки, которые владели колом с такой точностью, аккуратно убирали волосы с моего лица. Глаза, которые могли проницательно определить любую опасность в районе, рассматривали меня с любопытством и уважением, как-будто я была самой красивой и удивительной женщиной в мире.
Я вздохнула, поглощенная той сладко-горькой болью в моей груди, которая теперь стала настолько знакомой. Какая глупая вещь расстраиваться из-за буханки хлеба. Но именно так это было. Я становилась эмоциональной всякий раз, когда я думала о Дмитрие.
Глаза Алены были на мне, милые и полные сострадания. “Я знаю,” сказала она, угадывая мои мысли. “Я знаю точно, что ты чувствуешь.”
“Это станет легче?” Спросила я.
В отличие от Сидней, у Алены был ответ. “Да. Но ты никогда не будешь прежней.”
Я не знала, принимать ли эти слова утешения или нет. После того, как я закончила есть, она дала мне краткий список покупок, и я отправилась к центру города, довольная быть снаружи и в движении. Бездействие не устраивало меня.
В продуктовом магазине я была удивлена столкнуться с Марком. У меня сложилось впечатление, что он и Оксана редко выезжают в город. Он тепло улыбнулся мне. “Я задавался вопросом, здесь ли ты еще”.
"Да." Я подняла свою корзинку. "Просто делаю покупки для Алены."
"Я рад, что ты еще здесь, сказал он. "Ты, кажешься, более… на мирной(спокойной)".
“Я думаю, кольцо помогает. По крайней мере с миром. Это не помогло во многом, потому что я не могу принять решение”.
Он нахмурился, сдвигая молоко, которое он держал в одной руке на другую. "Какие решения?"
"Что теперь делать. Куда пойти ".