Большая часть факелов в пещерах была погашена; лишь несколько свечей горели вдоль берега молочного озера. Кала уже смотрелась намного лучше. Она сидела на стертом старом камне, и все ее амулеты и костяные бусы постукивали, стоило ей пошевелиться. Вдоль стен выстроились воины со своими собаками. Я видел, как поблескивали их глаза. Земляной пол пещеры был очищен от камней и осколков сталактитов, зато посыпан чем-то вроде соли и сухих трав.
— Логан Дрейк, по своей ли воле ты явился на ритуал? — спросила Кала, и эхо ее голоса было совсем не похоже на естественное, присущее пещерам.
Я снял сюртук и рубашку, положил их на каменный выступ и пробормотал:
— Эти вещи не такие уж дешевые.
Кто-то усмехнулся. Я и представить не мог, что они должны обо мне думать, глядя на сюртук в пиратском стиле и ботинки с металлическими носками. Ведь совсем нетрудно предположить, что парень, который прекрасно себя чувствует в рубашке с кружевными манжетами, не способен отличить меч от зубочистки. Я к этому привык и отлично знал, как использовать свое преимущество.
Изабо нервно сглотнула и бросила на меня взгляд, смысла которого я не понял. Она уже хотела о чем-то меня предупредить, но мужчина, стоявший рядом, зажал ей рот ладонью. Я нахмурился.
— Ты знаешь правила,— резко сказала шаманка, обращаясь к Изабо.— Кости и сны нельзя игнорировать.
— Со мной все будет в порядке,— заверил я Изабо и, вскинув брови, посмотрел на Гончего, все еще силой принуждавшего ее к молчанию.— Отойди от нее!
Я просто поверить не мог в то, что Изабо позволила ему подобное. Должно быть, здешние традиции были куда суровее, чем я предполагал.
— Ну!
Он усмехнулся и опустил руку, но не отошел ни на шаг. Шарлеман выглядел так, словно не видел ни малейшей необходимости вцепиться в физиономию этого типа, а потому я решил, что и мне незачем это делать. Может быть, тот факт, что собака лучше меня соображала, что надо делать, когда это касалось Изабо, не сулил ничего хорошего.
Кала встряхнула погремушку, подвешенную рядом с собачьим зубом. Звук был похож на стук дождя по жестяной крыше. Сразу шесть Гончих тоже подняли погремушки и присоединились к шаманке. Кала принялась что-то ритмично начитывать на языке, похожем на санскрит, подчеркнутый гортанными звуками викингов. Если бы я закрыл глаза, то мог бы вообразить, что нахожусь в каком-то прекрасном далеком храме... или меня похитили викинги в медвежьих шкурах.
Звук оборвался, погремушки разом умолкли.
— Начинаем,— резко бросила Кала.
Я напрягся, почти ожидая, что вампиры с завываниями бросятся на меня. Но ничего такого не случилось. Вообще ничего не произошло. В пещере царила холодная тишина, я слышал только ритмичный звук капель, падающих в озеро, и сопение собак. Это самое обыкновенное мгновение тишины было едва ли не хуже, чем открытое нападение. Если бы меня атаковали, я бы все-таки примерно знал, что делать. Тишина нервировала...
Но для того она и была предназначена.
Я надменно вскинул голову, напружинил колени, готовый прыгнуть, отразить все то, что они швырнут. Черта с два я им позволю увидеть меня съежившимся и вспотевшим от страха.
Рык оказался таким низким, что я почти ощущал, как от него дрожит земля под ногами.
Это была по-настоящему большая собака.
Ее туловище, такое же огромное, как у Бычьего Глаза, напоминало разом и добермана, и ротвейлера. Из пасти пса потекла слюна, когда он продемонстрировал зубы, какими могли бы гордиться хел-блары. На этой сплошной горе мышц нельзя было найти ни единой капельки жира. Он был научен сражаться и убивать. Кожаный ошейник с шипами защищал его от нападений. Мне приходилось слышать о том, что похожих собак использовали в Древнем Риме для боев гладиаторов, а еще — для охоты на кабанов в Средние века.
Но это знание не давало никаких преимуществ. От него лишь увеличилось количество адреналина в крови.
Мне бы следовало сообразить, что они используют собаку. Если я нанесу ей рану, пусть даже ради спасения собственной шкуры, Гончие просто убьют меня за это. Другие псы, окружавшие нас в темноте, заворчали.
Так это испытание или подвох?
Но было уже слишком поздно сожалеть о поспешном решении.
Я отлично знал, что нельзя ни отступать, ни смотреть в глаза собаке. При этом у меня не было какого-нибудь отравленного бифштекса, который мог бы отвлечь внимание зверюги. Только мое жалкое самолюбие.
Да, все эти переговоры о единстве ни к чему хорошему не приведут.
Меня еще и угораздило влюбиться в девушку из племени кровожадных лунатиков.
Пес шел ко мне, угрожающе опустив голову, подкрадываясь, как будто я был хромой газелью, а он — львом.
Но я совсем не собирался вести себя как какая-нибудь чертова газель. Вряд ли так я доказал бы, что достоин Изабо.
Вполне возможно, что сегодня мой комплекс белого рыцаря, как называла его Соланж, мог привести к тому, что меня просто убьют. Кому-нибудь стоило бы написать об этом поэму. Это было бы вполне справедливо.