Кровная месть Бабы Яги, или Одно сердце на двоих

Им въезд в государство на век воспрещён.

Конечно, став мужем наследницы трона,

В руках оказаться могла б и корона.

В заморских соседях обида таилась,

Но сильной угрозой она не явилась:

Они бы войну объявили Даниле,

Когда б их войска только превосходили

Хоть в чём-то защитников здешних земель.

Народ погубить свой – не лучшая цель.

И страх перед замком, плюс тайны, секреты,

Затмили с лихвой красоту Лизаветы.

Проходит неделя, полмесяца, год,

Желавших жениться уж нет у ворот.

Искомое близко бывает порой:

Среди земляков отыскался герой.

Пусть знатностью рода ему не блеснуть,

Зато в остальном его не упрекнуть:

Сложён богатырски, одет аккуратно,

Лицо безупречно, общаться приятно!

Находчив, умён, терпелив и к тому

Язык всех животных понятен ему!

Данила досуг коротал на охоте,

Княгиня с княжной – в рукодельной работе.

В то утро обеим никак не спалось,

А к вечеру их опасенье сбылось:

Травили оленя, псы гнали вперёд.

Тот бросился в реку, охотники – вброд.

Водица студёной была в эту пору.

Конь князя не стал подчиняться напору,

Упрямо пытался погоню оставить,

Как будто не смел седока переправить

На тот неизведанный берег вдали.

И тут конь понёс. Удила помогли

Даниле в седле удержаться на время,

Он к гриве прижался, вонзил в кожу стремя.

Коня боль взбесила, он встал на дыбы

И князя швырнул на ржаные снопы.

Данила отделался лёгким испугом,

А конь вдаль умчался, сражённый недугом.

Но как удивлён несказанно был князь,

Когда через миг одержимый, резвясь,

Вернулся к нему, покорённый и смирный.

Его под уздцы вёл парнишка настырный,

Тихонько шептал что-то он на ходу,

Вслух позже добавил:

– Я Вас отведу!

От помощи князь не посмел отказаться,

Он был потрясён, надо честно признаться,

К тому же стопу повредил при падении.

Но князь и потом пребывал в удивлении:

С попутчиком рядом конь стал терпелив

И даже как будто немного игрив,

А позже голодная свора собак,

Как будто увидев таинственный знак,

Уселась в рядок в ожиданьи приказа.

Парнишка мог лёгким движением глаза

Заставить их лаять, играться, бежать

И даже почти неподвижно лежать.

Вот эдак Данила свёл дружбу с Егором.

Однако, легко поразить Лизу взором

Бедняге, конечно же, не удалось.

Но всё ж, её сердце чуть позже сдалось.

Егор был ей мил, это все отмечали,

Во время визитов они не скучали.

Прогулки на пользу шли явно обоим,

Юнцы забывали, что под конвоем.

Смеялись, шутили, сердца трепетали.

Княгиня и князь с умиленьем шептали:

– У них, без сомнения, души слились,

Сердца же в единое сердце срослись!

Но были секунды: Егору казалось,

Что буря над ним мрачной тучей смыкалась.

Он чувствовал близость опасного зверя,

Но вскоре инстинкт ожидала потеря,

И он уж не мог объяснить никому,

Откуда грозила опасность ему.

У Лизы, бывало, вдруг искра испуга

В глазах застывала в минуты досуга.

Питомцы домашние, скот, даже птица,

В присутствии Лизы чего-то боится.

Собаки то грозно и бешено лают,

То уши прижмут и хвостом не виляют.

Все странности Лизы Егор замечал,

Расспросами часто он ей докучал.

Она от смущенья в себе замыкалась

И тотчас в покои свои удалялась.

А впрочем, любовь их росла и крепчала.

Егора нет рядом – и Лиза скучала:

Смотрела в окошко, моргая глазами,

О чём-то молилась, вздыхая часами.

И он на неё наглядеться не мог:

Скучал, лишь покинет любимой порог.

Помолвка случилась, назначен день свадьбы.

Невесте пора уж от счастья порхать бы.

Однако, не спится бедняжке ночами —

Она эти ночи сидит со свечами.

А утром: разбита, печальна, бледна.

Сия перемена всем стала видна.

До свадьбы недели две-три оставалось,

Егору б домой, да гроза разгулялась.

Пришлось жениху подыскать в замке место.

Знак этот недобрым считала невеста.

В ту ночь вновь рычаньем наполнились стены,

Но были в рычании том перемены.

Не злым оно стало, а больше пугливым,

Каким-то отчаянным, даже тоскливым.

Егору казалось, что это его

Тоска охватила буквально всего.

Печаль и безвыходность в сердца вселились,

Давили, пугали, терзали, глумились.

По замку ночному решил он пройтись.

Толкнув дверь, услышал:

– В покои вернись.

Пёс гончий сидел у дубовой двери

И мыслил настойчиво:

– Дверь затвори.

Знать больше желаешь – ищи дуб болявый:

Он с виду цветущий, по сути – трухлявый.

С ним рядом ты ветхую церковь увидишь:

Вовнутрь зайдёшь – никогда уж не выйдешь.

Постройки давно миновал уже век.

На купол с опаской взгляни, человек.

Там гордая, мудрая птица сидит,

Она сверху зорко за всеми следит.

Но близко не видит, а только вдали.

Поведать, что знает, её умоли.

Одна неприятность – ворона глухая.

Тут пёс удалился, обрубком махая,

Тем, что называли когда-то хвостом.

Егор освятил себя тут же крестом

В надежде рассеять тревоги сей ночи.

Жених постарался сомкнуть свои очи,

И сон долгожданный явился мгновенно,

Внося в мысли смуту, да так откровенно:

Княжна появлялась в том сне, исчезала.

За нею клыками рысь кожу пронзала.

Сюжет повторялся, тревога росла.

Герой не из робкого всё же числа:

Ещё петухам кукарекать не время,

А он свои ноги вложил уже в стремя.

К рассвету у ветхой церквушки стоял.

Вот только от счастья Егор не сиял.

Он хлопал в ладоши, по стенам стучал,

Он топал ногами и громко кричал.

Герой от усилия так надрывался,

Что дуб у церквушки, как листик, шатался.