– На вашем месте я бы поинтересовалась у негодяя, который работает на вас, где он был вчера вечером.
Воцаряется тишина, и проходит весьма продолжительное время, прежде чем дедушка нарушает ее:
– Ты думаешь, Билли последовал за ней на остров?
– А вы знаете, где он был вчера вечером?
– Улаживал кое-какие мои дела в Батон-Руже. Покупал кое-что.
Снова тишина.
– Что могло понадобиться Билли от Кэтрин?
– Вам известно об этом больше, чем мне. – В голосе Пирли слышится явный упрек. – Что нужно мужчине от женщины?
Дедушка издает разгневанный возглас:
– Я поговорю с ним!
Дверь-ширма снова с грохотом захлопывается.
Я вхожу в кухню.
Пирли стоит у раковины, повернувшись ко мне спиной. Она берет в руки железную кастрюльку с длинной ручкой, поворачивает кран и замирает. Потом медленно оборачивается, и глаза ее становятся большими-большими.
– Ничего не говори, – шепчу я. – Ни слова.
Она молча кивает.
– Я уезжаю из города, Пирли. Мои запасные ключи где-то здесь?
Она переводит взгляд на стол. Ключ от «ауди» лежит на груде почты. Я хватаю его и возвращаюсь к двери.
– Куда ты едешь, девочка? – спрашивает Пирли.
– У меня назначена встреча с одним человеком. Но для начала я хочу, чтобы ты рассказала мне кое-что.
– Что?
– Кое-кто делал со мной всякие плохие вещи, когда я была маленькой девочкой. Мужчина. И это был или папа, или дедушка. И я не думаю, что ты, которая заботилась обо мне так долго – собственно, ты заменила мне мать, – ничего не знала и не замечала. Я просто уверена в этом.
Пирли бросает взгляд на входную дверь, но выражение ее лица не меняется.
– Ты так ничего и не скажешь? – спрашиваю я.
Ее лицо искажается гневом и раздражением.
– Послушай, дитя мое. О чем ты думала, когда помчалась на остров и принялась ворошить прошлое? Неужели ты надеешься, что из этого выйдет что-то хорошее? Для кого? Для тебя? Для твоей матери?
– У меня нет другого выхода. Я должна узнать, как и почему погиб папа. И почему я такая, какая есть. Неужели ты этого не понимаешь?
Она опускает глаза в пол.
– Неисповедимы пути Господни… Вот что я понимаю. В этом мире много боли – особенно если ты рождена женщиной, – но не нам осуждать или ставить под сомнение его целесообразность. Нужно просто стараться сносить тяготы как можно достойнее.
– И ты на самом деле в это веришь, Пирли?
Она смотрит на меня, и глаза ее кажутся мне более выразительными, чем обычно.
– Я должна в это верить. Только вера позволила мне прожить так долго и добиться того, что я имею.
– Что ты хочешь сказать словами «добиться того, что я имею»? Что ты имеешь? Этот дом? Эту работу? Возможность прислуживать моему деду?
На лице Пирли написано негодование. Голос ее дрожит.
– Я работаю на эту семью, а не прислуживаю доктору Киркланду. Я пришла сюда и начала работать на старого мистера ДеСалля в сорок восьмом году, когда мне было семнадцать. Твоя бабушка, мама, ты – вы все ДеСалли. Я работала на всех вас. А доктор Киркланд – всего лишь мужчина, который платит мне зарплату.
– Значит, вот как ты о нем думаешь? А разве не он командует здесь всем? И разве не так было всегда?
Она угрюмо кивает головой.
– Всегда есть мужчина, слово которого – закон. Именно это имеют в виду люди, когда говорят о мужчине с большой буквы, настоящем хозяине. И здесь такой мужчина – доктор Киркланд. Все это знают. А ты собираешься пойти и сказать ему, что с тобой все в порядке, или нет?
– Ты сама можешь сказать ему это после того, как я уеду.
Я уже готова повернуться и уйти, как вдруг вспоминаю кое-что из того, что говорил сегодня Майкл, плюс свои фрагментарные воспоминания, оставшиеся с детства: черная фигура, сражающаяся у моей кровати с отцом.
– Это ты нажала на курок в ту ночь, Пирли?
Зрачки в глазах старой женщины превращаются в черные точечки.
– Ты окончательно сошла с ума, дитя мое! Ты думаешь, что говоришь?
– Это ты убила моего отца? Вот о чем я спрашиваю. Ты убила его, чтобы защитить меня?
Она медленно качает головой.
– Зачем ты едешь?
– Чтобы узнать правду об этой семье.
– И где ты собираешься узнать ее?
– Это моя забота. Но когда я все узнаю, то скажу тебе. И ты сможешь сделать вид, что тебе ничего не было известно.
Пирли открывает рот, пытаясь что-то сказать, но с губ ее не слетает ни звука.
Я качаю головой, поворачиваюсь и бегу по коридору.
Я рассчитываю обнаружить дедушку и Билли Нила во дворе, но их нигде не видно. Окинув быстрым взглядом парковочную площадку, я подхожу к «ауди», одновременно нажимая кнопку электронной сигнализации.
Когда пальцы мои касаются ручки на дверце, из-за «кадиллака» Пирли появляется Билли Нил. На нем черные джинсы, зеленая шелковая рубашка и ковбойские сапоги. Глаза у него такие же мертвые, как и змеи, что пошли на его обувь, и они с нечеловеческой силой впиваются в мое лицо.
– Будь я проклят… – говорит он. – А ведь столько людей считают, что ты сдохла.
– Ты тоже так думал?
На его губах играет слабая улыбка.
– Я даже поставил на это деньги.
– За что ты меня ненавидишь, Билли? Ты ведь меня даже не знаешь.
Он подходит к «ауди» и тяжело смотрит на меня поверх крыши.