Кровник

В отличие от офицеров Российской Армии командиры «Мордаса» имели на вооружении весьма эффективное средство воздействия на нерадивых — упорядоченные побои. Мы с Тэдом разок были свидетелями такой экзекуции. Какому-то молодому «чеху», недавно зачисленному в отряд, на занятиях по инженерной подготовке командир отделения объявил сорок палок за некачественную установку учебной противотанковой мины. Во время перерыва между занятиями нерадивого разложили прямо на преподавательском столе и ввалили ему сорок ударов хлыстом. Я потом любовался этим орудием — довольно увесистая палка из осины длиной около метра и толщиной сантиметров в пять.

После экзекуции побитый натянул форменную куртку и, шатаясь, уселся за стол, бездумно глядя вперед и вымучивая улыбку, хотя было очевидно, что он вот-вот упадет в обморок.

— Мужчина должен уметь переносить боль, — глубокомысленно заметил по этому поводу Имран, вместе с нами присутствовавший при наказании. — Этот слабенький. У нас есть бойцы, которые после сорока палок спокойно шли обедать и при этом ухмылялись, почесывая спину! Вот это настоящие воины…

На территории полка постоянно поддерживался идеальный порядок — за все время я не обнаружил ни одного брошенного окурка. Мы заходили в несколько домиков, в которых располагались спальные помещения, и я с удивлением обнаружил там образцовую обстановку казармы: тщательно заправленные кровати с натянутыми в струнку одеялами, выровненные по полоскам в ногах; свежебеленые стены, вымытые начисто дощатые полы и, я чуть в обморок не упал, при входе на подоконнике — Общевоинские Уставы ВС РФ!!! Вот это номер…

Посчитать количество бойцов полка оказалось достаточно легко, хотя на вопрос Тэда о численном составе Вахид важно выпятил губу и сообщил, что такого рода сведения составляют служебную тайну. Всего на территории лагеря располагались двадцать небольших казарм, в каждой из которых проживали по 12 человек. Итого, без учета потерь, больных и управления, полк насчитывал 240 бойцов. Однако могли бы себе статус попроще определить — по численности хозяйство Вахида Музаева тянуло только на кастрированный батальон.

За три дня нашего пребывания личный состав «Мордаса» ни разу не собрался в кучу. Хотя, ориентируясь на педантизм командира и приверженность его к порядку, можно было ожидать, что мы увидим ежедневные общеполковые вечерние поверки.

— Более половины личного состава постоянно находится на операциях и в рейдах, — разрешил мое недоумение по этому поводу Имран. — И потом, мы проводим общеполковые построения только в экстренных случаях. Например, когда нужно расстрелять кого-нибудь из провинившихся бойцов. Это бывает крайне редко. Вечерние поверки мы не проводим вообще, так как каждый командир отделения головой отвечает за боеготовность вверенного ему контингента и в случае несанкционированного отсутствия кого-либо из бойцов обязан немедленно доложить по команде. В противном случае его ожидает суровое наказание.

— Расстрел? — приколол я начальника штаба.

— Ну зачем расстрел? Не обязательно, — невозмутимо ответил Имран. — Мы можем просто выгнать провинившегося из полка и подвергнуть его обструкции по месту жительства. Это хуже, чем расстрел…

Как одно из проявлений высокой воинской дисциплины, можно было отметить подчеркнуто трепетное отношение командования полка к соблюдению подчиненными установленной формы одежды.

Все бойцы «Мордаса» были облачены в новенький камуфляж, у каждого был подшит свежий подворотничок, а на ногах красовались берцы. В такой экипировке они находились на территории полка большую часть суток.

— На операции бойцы ходят исключительно в гражданке, — пояснил Имран. — С паспортом в кармане. Если что, сбросил экипировку, и ты мирный житель. Правда, это самое «если что» у нас случается очень редко — статус обязывает…

Пленных на территории полка не было. Я был немало удивлен этому обстоятельству, поскольку прекрасно знал, что «духи» стараются захватить как можно больше пленных. Пленные на войне — весьма ходовой товар: их можно обменять на «духов», каким-то образом умудрившихся угодить на «фильтр», или продать за хорошие бабки родным. Пленные — это также живой щит. Федералы не станут долбить базу боевиков артиллерией или с воздуха, если на ней находятся в плену наши бойцы. Даже если войска получат приказ брать штурмом такую базу, они будут делать это с крайней осторожностью — каждый знает, что на войне угодить в плен очень легко. Сегодня ты берешь штурмом позиции «духов», наблюдая в танковый прицел распятых на крестах российских солдат, а завтра можешь сам оказаться на их месте.

— Наш полк пленных не берет, — простенько объяснил Имран. — Мы всех без исключения убиваем на месте, независимо от звания и рода войск. Поскольку мы воюем с баранами (они сами не знают, зачем поперлись на эту войну), то перерезаем им горло. Этот ритуал — своеобразный символ нашего полка…

В лагере царила благостная тишина — ни выстрела, ни звука взводимого затвора. Все «учебные» стрельбы проводились вне лагеря — на живой натуре.