Хорошее положение выбрал, молодец: свет с улицы бьет мне в глаза и позволяет уловить любое проявление эмоций, в то время как я должен постоянно щуриться, напрягая зрение, чтобы хорошенько рассмотреть лицо собеседника… Как он остался в живых… Хороший вопрос. Я предвидел реакцию бригадира, но не ожидал, что она будет столь острой. Учитывая его консервативную жизненную позицию, можно смело предположить, что Дрозд — покойник. И если Белый так сурово со мной разговаривает, значит, он считает, что я виноват в том, что прямо на месте не лишил жизни эту тварь… Значит ли это, что в наказание меня прямо сейчас заставят исправлять ошибку?
— Поедешь в больницу, к Дрозду, — сказал бригадир и на секунду сделал паузу. Я замер, вот оно! Дрозд, конечно, скотина, он заслуживает смерти, но убивать беспомощного больного после операции?!
— Он лежит в хирургии, четвертая палата, седьмой этаж, — продолжил бригадир. — Вовка поедет с тобой свидетелем… Упадешь на колени и попросишь прощения. Если не простит — придется от тебя избавляться. Вопросы?
Я не поверил своим ушам. Да нет, это он шутит, наверно? Шумно выдохнув, я недоуменно покрутил головой.
— Вы шутите?
— Нет, я так никогда не шучу…
— Он изнасиловал своей огромной елдой десятилетнюю девочку… Вам доложили?!
— Ага, обязательно… Что ж поделать, если у нее папа дебил? Его самого надо было опустить за то, что довел до такого…
— Но ведь девчонка не виновата, что у нее папа дебил!!! Ну представьте: вот если вашу дочь так…
— Э, э, братишка! Ну че ты базаришь?! — обиженно вступился Кротовский. — Ну че за чушь ты несешь, а? Да любой нормальный мужик последние трусы отдаст, когда его родным что-то угрожает! А этот мудак позволил за какую-то паршивую квартиру трахнуть свою жену и дочку! Ну о чем разговор?! И потом — ну я вообще от тебя такого не ожидал… Ты че, совсем с головой не дружишь?! Из-за какого-то урода братву поломал! Ну ты даешь!
— Ну так что — вы едете или нет? — вполне миролюбиво, по-семейному поинтересовался Белый, махнув рукой на Вовку: дескать, хватит, чего зря базарить.
Повисла гнетущая тишина. Я с полминуты рассматривал своих собеседников и пытался укротить возмущение, готовое в любую секунду выплеснуться наружу в самой непредсказуемой форме. Возмущаться было бесполезно: они оба свято уверены в своей правоте — вон с каким-то даже сожалением и укоризной глядят на меня, как на горячо любимого члена семьи, который внезапно впал в тихое помешательство.
— Ну, я вас понял, — констатировал я, шумно выдохнув, и выставил каждому по кукишу — для вящей убедительности:
— Вот вам, а не извинялки! Можете меня прямо на месте замочить — я перед этим елдастым роботом извиняться никогда не стану. А когда он выздоровеет, я ему еще и яйца вырву — не хер плодить себе подобных! Так и передайте. Ха! Извиняться! На колени! Ну, спасибо, бригадир — удружил…
— Ты лучше иди, подумай хорошенько, — терпеливо закатив глаза, посоветовал Белый, — потом дашь окончательный ответ. Ты мне нравишься, малыш. У тебя хорошие перспективы. Зачем одним неверным движением ломать себе жизнь?
— Чего думать? Так все ясно, — упрямо набычился я, — нет и все! Как вы там сказали — избавляться? Ну вот — избавляйтесь от меня как посчитаете нужным. Я свое мнение высказал и менять его не собираюсь…
Подавив меня слегка своим тяжелым взглядом, Белый отвернулся к окну и долго смотрел во двор на клумбы с жухлыми цветочками. Затем он сурово нахмурил брови и, не глядя на меня, изрек:
— Очень, очень жаль… Думал я, что на старости лет Бог послал мне хорошую сторожевую собаку — умную, умелую и преданную… Ан нет — волком оказался. Все в лес смотрит, сколь ни корми, и даже за руку готов в любую минуту цапнуть — за ту самую руку, что кормит и лелеет… Ладно, хер с тобой, малыш. Но — пожалеешь. Ой, пожалеешь! Да поздно будет… Два дня тебе — чтобы духа твоего в городе не было. Попадешься через два дня кому из братвы — не обижайся. Насчет возможностей твоих все в курсе, так что не обольщайся, драться с тобой никто не будет. Просто пристрелят на месте и всех делов. Усек?
— Гхм… Кхм… Да, да, конечно, усек, — кивнул я со смиренным видом и опустил глаза, чтобы не выдать нечаянной радости — не думал, что так легко отделаюсь. — Через два дня уеду. Жаль, конечно, — очень мне понравилось под вашим руководством работать… Но что поделаешь, если уж так вышло? Вы тоже меня поймите…
— Угу, хорошо, — продолжил Белый, — я тебя прекрасно понимаю. Не забудь еще, что, если где проколешься — не стоит болтать лишнего. Усек?
— Да усек, усек, — подтвердил я, — не извольте беспокоиться!
— И последнее, — Белый отвернулся от окна и уставился на меня немигающим взором. — Ты ведь можешь и сегодня вечером уехать, не так ли? Я для чего тебе два дня даю, а?
— Хм… Ну, может, из соображений гуманности, — я слегка насторожился, почуяв какой-то подвох. — Может… Может, жаль вам меня стало?