Кровник (пенталогия)

«Не доверяет, — уныло подумал он. — Мог бы сказать: у нас давненько не было акций с потерями. Перед завершающим этапом операции потерять бойца практически на ровном месте, веский повод для размышлений…»

Мент был плох. Контузия, сильнейшие ушибы, масса переломов, думали, не довезут. Шведов истерику закатывать не стал и отчета о случившемся ни от кого не потребовал, некогда было. Вызвал второго Бирюка (первый Ахмеда стерег), отсчитал пачку «соток», распорядился:

— Бери «уазик», выбрасывай, на хер, заднее сиденье, и бегом в райцентр. Ты меня понял? Во все лопатки! Денег не жалей, дай всем, кому надо, чтобы сделали все, что можно. Скажешь, казак, с кручи упал, когда дрова добывал. С атаманом я договорюсь…

При обсуждении деталей предстоящего рейда выяснилось, что полковник действительно испытывает сомнения относительно Антона, но сомнения эти совсем иного рода. Это, скорее, по вопросу лояльности.

— Если маяк будет действовать, пойдем след в след, — предупредил Шведов, испытующе посмотрев на соратника. — Грех упускать такую возможность…

Антон, разумеется, стал возражать. При разработке операции на карте «набили» два наиболее безопасных маршрута, по каждому из которых можно было с относительным комфортом выйти в район предполагаемого нахождения базы Руслана Умаева.

Три ночных автоперехода, две дневки, и мы на месте. Остается сидеть и ждать, когда объявится сигнал. Кроме того, чтобы даром время не терять, в течение двух суток можно организовать осторожное прощупывание территории на предмет самостоятельного обнаружения базы: по расчетам Шведова, конвой с арабом будет двигаться зигзагами и потратит на все путешествие минимум пять суток.

Вариант с движением по пятам Антону не понравился сразу, как чрезвычайно рискованный, и он не замедлил уведомить об этом полковника. Но в тот момент Шведов не стал заострять на этом внимания, сказал, разберемся…

Теперь полковник вновь вернулся к спорному вопросу.

— Беслан будет перемещаться по утоптанному маршруту, гарантированному от неприятностей со стороны федералов. Значит, и мы от этого застрахованы. Кроме того, есть почти стопроцентная уверенность, что вслед за Бесланом не попрется по ночи никто из его соплеменников. Выбираем дистанцию безопасного удаления, чтобы не услышали да не унюхали, — и вперед. То есть тут у нас все получается очень даже неплохо…

Антон в ответ возразил: вариант, безусловно, ничего себе… с точки зрения штабного военного, давно не гулявшего в рейд. Красив, хорош, но, в отличие от первых двух, имеет огромный минус, чреват осложнениями с организацией дневок. А это сводит на нет все его прелести.

Одно дело, маскировать транспорт и пережидать светлое время в малолюдных районах, на периферии, и совсем другое, в густонаселенных местах, на подконтрольной «духам» территории. Кроме того, какое-то время Беслан будет перемещаться по подконтрольной «духам» территории. Это значит, что конвой при определенных условиях может двигаться днем. То есть можно потеряться. Элементарно.

— Я Чечню не хуже тебя знаю! Излазил в свое время вдоль и поперек! — обидевшись на «штабного», отмахнулся полковник. — Леса, холмы, хребты, балки и все такое прочее… А насчет поездок днем, сильно сомневаюсь. Ты посмотри, какая погода стоит! И вообще не стоит сейчас ломать копья. Давай сначала дождемся сигнала, потом будем думать.

«Скажи просто, хочу дневки Беслана на карту «набить», — досадливо меряя полковника взглядом, подумал Антон, вслух, разумеется, высказываться не посмел. Дневки, значит базы. И продать эти базы бывшим коллегам. За кругленькую сумму. И самое приятное, с командой делиться не надо будет…»

Попарившись в бане, принялись собираться. Подготовили к дальнему следованию «Лендкрузер» и «УАЗ», взяли сухпай на десять дней, две зимние масксети, запас горючего в оба конца с НЗ на непредвиденные ситуации, ночные приборы с запасными аккумуляторами, необходимую экипировку, медикаменты. Правильно сказал Шведов, так глубоко им не приходилось путешествовать давненько. Знать бы, что толк из этого будет…

Выехали с закатом. Настроение у членов команды было подавленное: все, кроме Мо и Шведова, переживали случившееся с Ментом. Мо вообще равнодушен к чужой боли, он считает смерть и увечья неизбежным проявлением войны и относится к ним философски. Кроме того, Мо не прощает соратникам профессиональных ошибок, коль скоро для совершения таковых не имеется очень веского повода. С точки зрения Мо, Мент ошибся, что называется, на ровном месте, поводы отсутствовали. Угробился сам, подвел боевых братьев. Вердикт однозначен, виноват сам. Значит, и жалеть его нечего…

Полковник же пребывал в приподнято-возбужденном состоянии, то ли ввиду того, что давно не был в рейде, то ли в силу каких-то других мотивов, о которых Антон, кроме как с неприязнью, думать не мог.