— Да под Мехино он, командир отряда, — быстро ответил Вахид. — Абдулла Бекаев, спросишь там любого, тебе каждый скажет…
— Понял, спасибо, — поблагодарил я. — Сейчас пойду в гарем, поинтересуюсь, правду ли ты мне сказал. — Я встал и направился к выходу, фиксируя краем глаза реакцию пленника.
— Пожалуйста, — равнодушно согласился Вахид. — Мне нет смысла тебя обманывать.
— Хорошо, я так поверю тебе, — великодушно изрек я и, возвратившись на исходное положение, забрал с полки фото жены, упрятал его в сумку и, тяжело вздохнув, уставился на Вахида.
Похлопав ресницами, пленник обеспокоился под моим взглядом и замер — по всей видимости, в его развитой черепной коробке стремительно проистекал мыслительный процесс. Вахид пошевелил губами и вдруг, нахмурившись сурово, созрел.
— Так, так, так, так, — скороговоркой пробормотал он. — Так, так, та-а-а-ак… Ее взяли в рейде — сняли с автобуса. Разве крутая будет ездить на рейсовом автобусе?! Угу… угу… Так сказал Али, а он врать не будет… Угу… А потом — Али говорил, что она под уколом бредила, — все звала своего мужа-спецназовца, чтобы он забрал ее и пристрелил всех подряд… Али врать не будет… Муж, значит, у нее спецназовец… Значит… Значит, ты… А?! — Вахид умолк и с ужасом уставился на меня.
— Она правду говорила, — признался я. — И действительно, Али тебе никогда не соврет, упокой, Аллах, его душу…
— Значит, ты ее муж, — тихо прошептал Вахид. — Ты тот самый спецназовец. И ты не собираешься меня связывать покрепче — сейчас ты убьешь меня. — Пленник вдруг резко подался от меня и набрал в легкие воздух, чтобы заорать, — я легонько надавил ему на голову и погрузил с макушкой под воду. Дергался Вахид очень пластично — он извивался как змея и умудрился лягнуть меня связанными ногами в бок. Подержав его секунд двадцать, я убрал руку.
— Ax! Ax! Ax! — ударно задышал пленник, выныривая на поверхность и вдруг злобно крикнул:
— Я ее во всех позах драл! Ты понял, муж?! Пусть ты меня утопишь, но знай: я ее и в рот, и в жопу… — Бульк! Я опять надавил на голову «злыдня писюкастого» и спустя десять секунд отпустил. Пока он заглатывал воздух, я счел нужным сообщить:
— Твою жену зовут Айсет, мой дорогой.
— Я ее и в рот… — начал было «злыдень», отдышавшись, но тут же осекся (дошло). — При чем здесь моя жена? — поинтересовался он потухшим голосом. — Откуда ты знаешь ее имя?!
— Она живет в доме твоих родителей, Вахид, — продолжил я торжественно и печально, пристально глядя в глаза своему визави. — И у нее на попке — на правой ягодичке — такой круглый шрамик. На ощупь как большой твердый сосок… Она мне сказала, что как-то раз лежала в больнице и сестра, ставя ей укол, сломала иглу — пришлось вырезать… — Я на пару секунд прервался. Глаза Вахида округлились, на лице застыла немая маска отчаяния.
— Нет, нет, нет, — тихо прошептал он и помотал головой. — Нет…
— Да, да, Вахид, — опроверг его я. — Именно так. А еще, когда она кончает, то начинает подвывать. Тихонько так, как волчонок, и впивается зубами в плечи, — я опять замолчал. Губы Вахида мелко задрожали, лицо его исказила страшная гримаса. — Так кусается, сучка! — восхищенно воскликнул я и взялся за ворот своего костюма. — Тебе показать следы ее зубов, а, Вахид?
— Ты врешь! — взвизгнул Вахид чуть не плача. — Все врешь! Моя жена не могла! Она мусульманка… Она, она…
— Нет, не вру, — прервал я его. — Теперь мы с тобой родственники, Вахид, — ты трахал мою жену, а я твою… Но ты сейчас умрешь, зная об этом, а я поеду к Абдулле, убью его и заберу свою жену. До встречи в аду, Вахид. — Отвернувшись, я нажал на голову пленника и держал его до тех пор, пока не прекратились конвульсии…
ГЛАВА 19
…Лица пацанов, стоящих на маленьком каменистом пятачке, не выражают никаких эмоций. Они провели три недели в зиндане — яме, прикрытой сверху сваренной крестом арматурой, питались помоями и вынуждены были ходить под себя. Любой человек, пробыв в таких условиях даже самый непродолжительный срок, будет воспринимать окружающую действительность как кошмарный сон, и окончание этого сна вызовет у него лишь облегчение. В течение трех недель пленных частенько доставали из ямы и отрабатывали на них удары — любой «дух», приняв на грудь граммов триста, мог подойти к зиндану, перекинуться с часовым парой фраз и беспрепятственно реализовать свое стремление совершенствоваться в рукопашке.
Поэтому пацаны безразлично смотрят мертвыми глазами на первые лучи восходящего солнца и ждут, когда же наконец окончится церемония.
Абдулла величественно и проникновенно читает приговор:
— Именем Великой Ичкерии трое солдат и лейтенант федеральных сил приговорены к расстрелу за изнасилование, убийство мирных жителей и систематическое мародерство. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. — Он будет приведен в исполнение спустя пять минут по завершении выступления Абдуллы.
Один из «духов» ходит возле осужденных с видеокамерой, ловит выгодный ракурс, чтобы запечатлеть на пленке обращение Абдуллы для передачи федералам.