Кровное дело шевалье

Эти слова, которые так неосторожно произнесла Екатерина, поразили ее сына Деодата в самое сердце. Боль была настолько сильной, что граф вцепился в спинку кресла, чтобы не рухнуть на пол. Екатерина, занятая своими мыслями, ничего не заметила, однако астрологу, внимательно наблюдавшему за юношей, все сразу стало ясно.

— Ему известно… известно, — прошептал Руджьери.

— Мой выбор пал на вас, — говорила меж тем королева, — ибо я слышала, как любит вас Жанна д'Альбре. А кроме того, вы заинтересовали меня…

— Я заинтересовал вас! — с сарказмом, который почувствовал Руджьери, вскричал Деодат. — Неужели внимание вашего величества могла привлечь столь ничтожная особа, как я?

— Разумеется, сударь, я давно приглядываюсь к вам. Однако сейчас я хочу сообщить вам то, что вы должны передать королеве Наваррской. Прошу вас, граф, сосредоточьтесь и хорошенько запомните мои слова. Они исходят из глубины моего сердца! Итак, я стремлюсь только к миру. И если Францию раздирают войны, то я не виновна в этом ни перед Богом, ни перед людьми. Справедливо или нет, но меня называют главой католической партии; точно так же, имея на то основания или нет, люди видят в Жанне д'Альбре предводительницу гугенотов. И я предлагаю ей со мной мир — отныне и навеки. Протестанты будут иметь в крупных городах свои храмы, в том числе три собора в столице; их священники станут свободно проповедовать и обучать своих последователей; королева Наваррская получит для своих войск десять крепостей по своему выбору; гугенотам выделят двадцать мест в свите короля, они, как и католики, смогут выбирать себе любое дело и занимать любые должности в стране… Ну, каково ваше мнение о моем предложении?

— Мадам, это конец кровавых распрей. Лишь гонения на протестантов заставили Жанну д'Альбре вступить в войну. Она с глубокой радостью воспримет известие о том, что отныне гугеноты уравнены в правах с католиками…

— Теперь о гарантиях, если кому-то будет мало моей клятвы и подписи государя… Герцог Альба убивает протестантов в Нидерландах. Я готова послать туда войска, которые от имени короля Франции защитят ваших единоверцев. Армию поведет Колиньи; он же назначит командиров. Что вы думаете об этом, граф?

— О, ваше величество, благодаря вам сбудется заветная мечта адмирала.

— И еще одна гарантия, чтобы вы не сомневались в моей честности. У меня есть дочь, к которой сватаются самые могущественные властители христианских земель. Женитьба на ней — залог нерушимости любого договора. Я предлагаю руку моей дочери Маргариты королю Генриху Наваррскому. Что вы на это скажете?

— Мадам, люди утверждают, что вы — лучший политик на свете. И люди правы!

— Как вы полагаете, примет ли Жанна д'Альбре мои условия? Согласится ли прекратить войну?

— Конечно, мадам. Она не склонилась перед силой, но ее покорит ваша доброта. Моя повелительница тоже всем сердцем стремится к миру и с удовольствием забудет о вражде гугенотов с католиками.

— Что ж, отныне вы — мой тайный посол. Вот бумага, подтверждающая ваши полномочия.

И Екатерина вручила Марийяку документ, уже скрепленный королевской печатью.

Вот что было написано там рукой Екатерины Медичи:

«Государыня и дорогая сестрица, молю Господа, чтобы мое послание застало Вас в добром здравии, чего желаю всей душой. Меня глубоко тревожат многолетние распри, раздирающие наше королевство, и посему я поручаю господину графу де Марийяку передать Вам от моего имени некоторые предложения, которые, по моему мнению, найдут у Вас поддержку. Я также думаю, что выбор посланца доставит Вам удовольствие.

Да сохранит Вас Господь, государыня и дорогая сестрица, да не оставит Он Вас своей милостью.

Под чем и подписываюсь собственноручно…»

Марийяк опустился на одно колено, принял из рук Екатерины письмо, прочел его, сложил и спрятал за отворот камзола. Потом Деодат поднялся и стал ждать, что еще скажет королева.

Но Екатерина молчала. Неужели она была взволнована? Неужели материнские чувства проснулись в ее душе? Нет, королеву мучил вопрос: действительно ли Марийяк искренне привязан к Жанне д'Альбре? Ей очень важно было узнать это, прежде чем принять решение: то ли приказать убить графа, то ли предложить ему корону…

Наконец она осторожно начала:

— Граф, государственные и религиозные дела мы обсудили. Теперь поговорим о вас. Мне хочется прямо спросить вас кое о чем и услышать столь же прямой ответ. Граф, как далеко простирается ваша преданность королеве Наваррской? Что вы готовы совершить ради Жанны д'Альбре?