– Не может быть, чтобы ты говорила это всерьез! – взорвалась Клер. – Тогда в глазах литературного мира Ба будет выглядеть еще большей…
Шушу встала:
– Хватит, Клер! Если не можешь вести себя как следует, лучше уйди.
– Меня выпроваживают из комнаты как непослушного ребенка? – вызывающе спросила Клер.
– Что-то вроде этого, – Шушу произнесла это насколько могла спокойно. „Да, Клер действительно вторая Элинор, – подумала она. – Та же страстная, волевая, сильная натура и то же безмерное упрямство".
Все молчали. Все смотрели на Элинор. Среди напряженной, словно предгрозовой тишины раздался ее хриплый, каркающий голос:
– Если ты так относишься к моей работе, к моим деньгам, к тем людям, которые помогают мне советом, и к нашим планам на будущее, возможно, ты не захочешь участвовать в них. Тебе незачем становиться бенефициарием.
– Что ж, прекрасно! – Губы Клер задрожали. Будь она проклята, если позволит так вертеть собой. И уж, конечно, она ни за что не разревется в присутствии Адама.
Адам произнес с укоризной:
– Думаю, тебе лучше извиниться перед твоей бабушкой, Клер.
Клер встала и молча вышла из комнаты. Адам покашлял:
– Элинор, вы по-прежнему желаете, чтобы Клер была включена в число бенефициариев?
– Конечно, – в один голос сказали Миранда и Аннабел.
– Нет, – гневно произнесла Элинор, и на этот раз ее голос прозвучал ясно и твердо. – Нет, пока она не извинится передо мной.
– Ты не можешь поступить так с Клер! – запротестовала Аннабел.
– Ты должна включить ее в список! – горячо подхватила Миранда.
Адам выглядел несколько обескураженным.
– Полагаю, – начал он неуверенно, – полагаю, что формально… гм… я обязан выразить от имени моего клиента протест против подобных попыток принудить…
– Помолчи, Адам, – оборвала его Шушу.
Все присутствующие знали, насколько великодушна и снисходительна Элинор – но только до тех пор, пока не чувствовала, что ею пренебрегают или хотят использовать в своих целях. На все попытки припереть ее к стене, на все придирки и обвинения она отвечала одним: невероятным, твердокаменным упорством.
Шушу заговорила, обращаясь и Элинор:
– Я уверена, Клер больше понравилось бы, если бы ты сочиняла разные кухонные истории о несчастных обездоленных бедняках. Я знаю, она не слишком хорошо отозвалась о твоих книгах. Но не может быть, чтобы ты действительно хотела так обидеть девочку. – Эта последняя фраза прозвучала почти как приказ.
– Это Клер обидела меня, – упрямо ответила Элинор. Ее голос хоть и был слаб, но звучал несколько театрально, заставляя присутствующих снова вспомнить о „Сияющих высотах".
– Теперь, полагаю, – мрачно сказала Шушу, – ты распорядишься, чтобы дворецкий заказал для Клер билет до Лос-Анджелеса туристическим классом.
– Хватит, Шушу. – Элинор, обессиленная, откинулась на гору подушек.
– Элинор, ты опять уперлась, – теперь Шушу говорила резко и сердито. – То, что тебе не нравится в Клер, она унаследовала как раз от тебя! – В этот момент в кармане Шушу зазвенел кухонный таймер, и она встала: – Ваше время истекло. А ну, брысь отсюда все! И живо!
– Я должна еще кое-что сказать Адаму – наедине, – еле слышно выговорила Элинор.
Когда дверь спальни закрылась и они остались одни, Элинор медленно заговорила:
– Уладь все с компанией как можно скорее, мальчик мой. А позже мы включим Клер в число бенефициариев.
– Нет, – возразил Адам. – Круг этих лиц определяется раз и навсегда.
– Тогда пойди к бассейну и скажи ей, чтобы пришла и извинилась, – теперь голос Элинор еле-еле звучал, даже дрожал от усталости. – Уговори ее. Сходи прямо сейчас. А потом расскажешь мне, что она ответила. Надеюсь, я дала ей понять, что подобные выходки на меня не действуют. Я уверена, она проявит благоразумие. И тогда мы сделаем все как надо, – она вздохнула с облегчением. – Ну, поторопись.
Подойдя к бассейну, Адам присел на корточки возле него:
– Твоя бабушка непременно хочет, чтобы ты извинилась за то, что говорила о ее книгах, ее деньгах и ее советниках. Она хочет, чтобы ты сделала это сейчас же, и я думаю, что должен поставить тебя в известность: она готова сурово наказать тебя, если ты этого не сделаешь.
Клер с удивлением взглянула на него снизу вверх, стоя в воде и приглаживая свои мокрые волосы.
– Я замужняя женщина, Адам, а не ребенок, которого ставят в угол до тех пор, пока он не попросит прощения. Я не собираюсь отвечать на угрозы. Я считаю, что все сказанное мною – правда, и не собираюсь отказываться от своих слов.
– Значит, ты не будешь извиняться?
– Конечно нет.
Когда Адам снова вошел в спальню, Элинор взглянула на него почти с улыбкой, ожидая хороших известий, однако при виде его расстроенного лица ее улыбка погасла, не родившись.
– Мне очень жаль, – проговорил Адам. – Она отказалась извиниться. Я старался убедить ее, зная о… возможных последствиях, но…
Элинор вздохнула.
– Как она об этом сказала?
– Она сказала: „Конечно нет".
Воцарилось молчание. Наконец Адам прервал его:
– Вы хотите, чтобы Клер… гм… была включена в число бенефициариев?
Еле слышным шепотом Элинор ответила: