Кровные братья

Райцер подошел к бару. Плеснул себе в бокал на палец-полтора «Chivas Regal», разводить содовой не стал, еще чего, портить такой продукт! Вопиющее и беспрецедентное нарушение установленных десятилетия назад священных правил: накануне концерта — никакого спиртного. Но сегодня был особенный день. Сегодня перед глазами проплывали картинки какого-то далекого и уже, казалось бы, нереального прошлого, сегодня в подсознании всплывали какие-то полузабытые слова, встречи, даже запахи и вкусы. Сегодня необходим был допинг, который помог бы снять напряжение и спокойно уснуть. А не выспаться перед концертом — еще хуже, чем выпить.

Через десять — пятнадцать минут Райцер безмятежно почивал на широченной кровати под каким-то немыслимым псевдокоролевским балдахином.

Банальная и тривиальная формула из любого традиционного детектива: внезапные ночные телефонные звонки никогда не сулят ничего доброго. Звонок, вздернувший вскоре после полуночи едва-едва задремавшего Владимирского, не был исключением.

— Юрий Васильевич? Я не слишком поздно? Не разбудил? — Мягкий, извиняющийся и доброжелательный баритон главного администратора оркестра звучал так, как будто голосовые связки его обладателя были смазаны каким-то животворящим бальзамом.

— Именно что разбудили. А у меня, между прочим, завтра и репетиция, и концерт.

— Юрий Васильевич, примите мои искренние извинения и сожаления…

— Так, давайте не будем сотрясать воздух пустопорожними словесами. Ближе к делу. Что за срочность такая, чтобы звонить мне в первом часу ночи?

— Да никакой такой срочности! Просто мне хотелось бы уточнить некоторые детали завтрашнего распорядка дня…

— Есть какие-то проблемы?

— Ни в коем случае! В коллективе все здоровы, все в отличной творческой форме и с огромным интересом ждут предстоящего концерта.

— В чем же тогда дело?

— Видите ли, Юрий Васильевич, артисты оркестра были бы крайне заинтересованы услышать мнение маэстро Райцера не только о концертах, в которых они будут ему аккомпанировать, но и о чисто оркестровом произведении, исполняемом под вашим управлением, увертюре «Леонора».

— Что за чушь? Что вы городите?

— Юрий Васильевич, вы напрасно так раздражаетесь. Я, собственно, не предложил ничего необыкновенного. Есть вещи, о которых музыканты никогда не будут говорить со своим дирижером и художественным руководителем, но которые тем не менее их и волнуют и интересуют. Что предосудительного в том, что оркестр желал бы выслушать мнение выдающейся мировой знаменитости о своей работе? Я лично ничего криминального в этом не вижу.

— Я тоже. Но не кажется ли вам, уважаемый, что вы слишком далеко выходите за рамки вашей профессиональной деятельности? Вы умелый администратор, в этом никто не сомневается, но, может быть, все-таки не стоило бы вам так активно вмешиваться в сугубо творческие вопросы?

— Э-э-э, Юрий Васильевич, вопросы административные, творческие, да и финансовые, в конце концов, в наше время так тесно переплетены, что прочертить между ними какие-то четкие границы зачастую очень сложно.

— Возможно. Но в любом случае половина первого ночи — не лучшее время для их обсуждения. И я не имею ни малейшего желания вступать сейчас в какие-то демагогические дискуссии.

— Да боже упаси! Я и не намерен открывать никаких дискуссий. Просто было бы очень желательно, чтобы маэстро Райцер, после того как он отыграет концерт Бетховена, выкроил бы несколько минут, чтобы послушать чисто оркестровую работу коллектива. В конце концов, это просто дань уважения к оркестру, с которым выступаешь.

— Послушайте, вы…

— Не надо нервничать, Юрий Васильевич, и тем более кричать. Будем оставаться в рамках интеллигентного общения. — И после некоторой паузы: — Кроме того, нас ведь, в конце концов, связывают достаточно доверительные отношения, не так ли? — Возникла еще более продолжительная пауза. — Так вы не забудете попросить маэстро Райцера послушать вашу «Леонору»?

Силе, с которой швырнул трубку на рычаг Юрий Владимирский, могли противостоять только очень старые и надежные модели телефонных аппаратов. Именно такой, перешедший уже в разряд антиквариатной реликвии, и сохранился еще в спальне у Владимирского. Любые новомодные пластмассовые игрушки от подобного удара просто разлетелись бы на куски.

Как надо было понимать этот поздний звонок? Чего, собственно, хотел от него добиться его администратор? И этот отвратительный намек на особо доверительные отношения… Вот мерзавец!