Кровные сестры

– Невероятно! – воскликнула визажистка, будто и вправду сотворив чудо.

Подводя брови дрожащей рукой, я чертыхнулась, когда карандаш выпал из пальцев, и принялась оттирать пятно с ковра. Затем тронула губы блеском. Ни к чему чересчур выделяться, но мне необходимо быть сильной и уверенной в себе.

Капельку лавандовой воды за ухо. Мама дарит мне пузырек на каждое Рождество. Она пользуется только лавандой, и бабушка, которой я не застала, тоже носила этот запах. Лаванда возвращает меня в Норфолк, в те времена, когда папа еще был жив и лейкемия не забрала его у нас. Мне было всего три года. Отца я почти не помню, но эти считаные воспоминания очень яркие – большая теплая рука, сжимающая мою, или голос, просящий меня поглядеть на бесконечные ряды прелестных фиолетовых цветов на поле перед нами.

Как бы мне хотелось знать о нем больше! Но мама слишком расстраивается, если речь заходит об отце. Поэтому она и фотографий не сохранила. Может, будь у меня дедушка с бабушкой, я бы узнала больше, но они умерли еще до моего рождения. В нашей семье смерть приходит рано… Но у меня хотя бы есть воспоминания. Лаванда, например.

Мне с опозданием пришло в голову, что неразумно душиться перед встречей с давно лишенными секса преступниками. Но я действовала автоматически, как каждое утро, а теперь уже поздно.

Кстати, насчет духов ничего не сказано в инструкции, которую мне прислали из тюрьмы, равно как и о дресс-коде. Зато велено иметь при себе удостоверение личности – паспорт или водительские права (я достала документы из тумбочки у кровати, стараясь не обращать внимания на лежащее там письмо юриста), мобильный телефон оставить дома или в машине, не иметь при себе ничего опасного (в частности, острого), запрещенного законом (наркотиков), алкоголя и всего, что можно использовать в качестве взятки.

Заперев дверь, я привычно дважды подергала ручку. В доме еще одна квартирантка – очень тихая молодая бухгалтерша на втором этаже, и хозяин, который не лезет в чужие дела. Именно о таком жилье я мечтала.

Пересекаю границу Лондона, и машин становится заметно меньше. Проезжаю маленькую деревеньку. На остановке ждут дети в желтой с коричневым школьной форме. Сбрасываю скорость до тридцати километров в час и внимательно слежу за ними. Проехала без происшествий – это еще одна обязанность водителя. Однако я невольно взглянула в зеркало заднего вида проверить, все ли в порядке. Дети указывали пальцами на мою машину – «Жука» 1972 года, которого много лет назад мне подарил мой отчим Дэвид (в основном из чувства вины). Да, «Жук» обращает на себя внимание. В Арчвиле его тоже будут провожать пристальными взглядами. Что, если кто-то из заключенных запишет номер и потом каким-то образом отыщет меня? Надо было ехать на общественном транспорте, особенно с учетом того, что пора менять покрышки, однако тюрьма находится в нескольких километрах от ближайшей станции и автобусной остановки. Неприятный холодок понемногу распространяется под ложечкой. Начинает накрапывать дождь.

Следуя неприметному указателю «Арчвильская тюрьма Ее Величества», сворачиваю влево.

Сразу за поворотом тюремные корпуса-домики выросли передо мной будто из-под земли. Все казалось совершенно иным, чем когда я приезжала на собеседование. То была разведка, проба воды, «возможно», а не «определенно».

Теперь я здесь насовсем – ну, то есть на три дня в неделю в течение года (с правом продления контракта еще на год при согласии обеих сторон). Горло сжалось. Уже проявилась клаустрофобия, а ведь я еще даже не вошла в учебку!

Мне велели поставить машину на парковке для персонала, а не для посетителей. Во рту пересохло: а что, если здесь окажется нестерпимо плохо? Вдруг я не справлюсь? Меня отпустят, дадут уехать? Сердце стучало в такт усиливающемуся дождю. Я достала из багажника зонтик, коробку с красками, кисти и стопку бумаги.

– Разрешите донести, мисс?

Молодой человек. Довольно длинные волосы и плохие зубы.

– Спасибо. – Не желая показаться недружелюбной, я добавила: – А вы давно здесь работаете?

Он ухмыльнулся:

– Я заключенный.

Только тут я заметила оранжевый комбинезон под черной курткой.

В колледже студенты всегда вызываются донести учебные пособия, но это же преступник! А вдруг он на меня нападет? Мама была права, надо было отказаться. Даже после того, как у меня хватило ума сюда съездить.

– Не надо, я справлюсь.

– Точно?

Я чувствовала, что обидела его, но ничего не могла с собой поделать. Я плохо знаю правила – а вдруг я нарушу инструкцию, разрешив ему нести мои вещи? Нагруженная, как мул, я подошла к табличке «Ресепшен». За столом сидела женщина в черной форме, немного напоминавшей адвокатскую мантию. Она окинула меня подозрительным взглядом.

– Я в первый раз, – сказала я, подавая письмо о приеме на работу. – Мне сказали подойти сюда.

Она нахмурилась:

– Вас нет в списке.

Я ощутила панику и облегчение. Может, мне скажут отправляться домой?

– Но охранник в воротах обо мне знал.

– Это не одно и то же. Кто сказал вам сюда подойти?

– Секретарь начальника тюрьмы.

Охранница выкатила глаза:

– Уволилась, и с плеч долой!