Кровные связи

Фостер начал понимать, как действовал убийца. Сначала он каким-то способом обездвиживал жертвы. Потом, как в случае с Дарбиширом и женщиной, удалял у них части тела, прежде чем вырезать послание. Неизвестно, находились ли жертвы в этот момент под влиянием успокоительного средства, но что-то еще сковывало их движения. Затем он убивал их ударом в сердце. В данном случае ему что-то помешало или расстроило, отсюда и весь этот кровавый ужас.

— Наверное, он начал вырезать послание, но был потрясен, когда взорвался имплантат, — проговорил Фостер. — Вскоре он разозлился. — Он сделал паузу. — Что поделаешь, мы все предпочитаем натуральные груди, — мрачно добавил Фостер.

По лицу Карлайла скользнула усмешка. Они вышли из гаража, Карлайл снял перчатки.

— Вам удалось взглянуть на безымянного бездомного в морге? — спросил Фостер.

— Нет пока. Но именно этим я сейчас и собираюсь заняться. Меня ждет веселое воскресенье.

— Нас всех.

Было почти три часа ночи. Около оградительной ленты, натянутой вдоль дороги, Фостер заметил нескольких зевак. Энди Дринкуотер стоял неподалеку и беседовал с полицейским. Фостер сообщил Дринкуотеру результаты предварительного обследования, проведенного Карлайлом.

— Значит, если она умерла во время вечернего чая, он привез сюда труп вечером. Вчера вечером, — проговорил Дринкуотер, глядя на часы.

— Похоже на то.

— И если бы мы оказались на нужной станции, тогда мы поймали бы его.

— Он рассчитывал на то, что мы ошибемся. И оказался прав. Как там Барнс?

— Он в Ноттинг-Хилл-Гейт с Дженкинс. Она понимает, что он пережил. Для него это стало потрясением.

— Есть еще свидетели?

— Женщина, нашедшая труп. Она вернулась с вечеринки в половине двенадцатого ночи. Мы проверили, все подтвердилось. Дверь в гараж была открыта. Женщина подумала, что забыла запереть ее. Открыла и… она лежала там.

— Замок взломали, не так ли?

— Да. Но он был совсем старым. Так что взломать его не составило особого труда.

— Гараж принадлежит ей или она его арендует?

— Арендует. У какого-то парня из Актона. Мы этим занимаемся, уже выяснили его фамилию.

— Чего не скажешь о нашей жертве. Найдите мне кого-нибудь, кто говорит, а еще лучше читает по-японски. Мне плевать, даже если это будет повар из суши-бара. Главное, привезите его побыстрее.

Не прошло и часа, как переводчица — молодая сотрудница полиции, все еще моргая спросонья, стояла рядом с Дринкуотером около оградительной ленты и ждала Фостера. Японка с нежным голосом, и она говорила на безупречном английском.

— Спасибо, что приехали так быстро, — произнес Фостер с натянутой улыбкой.

Ее рукопожатие было мягким и слабым. Дама тоже попыталась улыбнуться, но не смогла, поскольку была напугана. Она привыкла присутствовать на допросах, объяснять обвиняемым правила полицейского делопроизводства. Здесь же переводчица оказалась на месте преступления.

— Как вас зовут?

— Акико, — прошептала она.

Фостер объяснил, что им нужно:

— Я хочу, чтобы вы посмотрели на ее плечо. Вероятно, вам удастся расшифровать татуировку. Должен вас предупредить, тело в плохом состоянии. И я очень сожалею, что заставляю вас делать это, Акико.

Он подвел ее к гаражу. Фостер встал позади Акико, когда она приблизилась к телу, вытянул руку у нее за спиной на случай, если дама упадет в обморок. Фостер распорядился, чтобы жертву перевернули на бок и накрыли одеялом.

— Присядьте, — проговорил Фостер.

Несмотря на ее волнение, Фостер чувствовал, что Акико была гораздо решительнее, чем он предполагал, глядя на ее хрупкую фигурку. Они оба присели, и Фостер откинул край одеяла, обнажив плечо и несколько прядей светлых волос. Указал на татуировку.

— Это означает «свет и сияние», — тихо промолвила переводчица.

— Вы уверены?

Она кивнула.

— В этом заключен какой-то особый смысл?

Она задумалась, а потом покачала головой. Фостер опустил одеяло и встал.

— Спасибо за помощь. Простите, что мы подвергли вас такому испытанию.

— Все в порядке, — сказала она, собираясь идти, но вдруг повернулась к Фостеру: — Сейчас очень модны татуировки в виде японских иероглифов, которые переводят значение вашего имени. Знаменитости делают подобные.

Даже после долгих лет службы в полиции западного Лондона, где родители давали своим детям имена вроде Алфалфы или Меззанины, Фостер никогда не встречал людей, которых звали «Свет и сияние».

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ