Кровные узы

Да, он не забыл, как она смотрела на него в последний раз со страхом и отчаянием. Как на предателя. И пусть Морбиус обрел невиданную силу, которой часто пользовался, в глубине души – если ее еще можно было отыскать где-то в его сознании – он ненавидел то, кем стал. Страшный голод, преследовавший вампира, не давал ему передышки. А стоило ему насытиться, отняв чью-то жизнь, как приходили стыд и ненависть к себе. Время от времени он даже размышлял о самоубийстве: «А не прекратить ли свои страдания, а заодно и спасти людей?»

Но потом накатывал голод и все начиналось сначала. Порочный круг. Казавшийся бесконечным... до недавнего времени. Вот бы добраться до этой чудесной крови, узнать о ней побольше, возможно, даже научиться ее синтезировать. Что если он избавится от бесконечного голода, но сохранит сверхчеловеческие способности? Тогда даже его имя – Морбиус – станут произносить с восхищением... он станет героем.

Спускаясь по третьему пролету полуразрушенной лестницы, он едва сдержал смех. Какой из него герой?! Слишком много людей он убил, сражался против настоящих героев и едва не лишил их жизни. Для начала стоило бы измениться хоть чуть-чуть – сбросить шкуру чудовища.

«Не все сразу, Майкл», – напомнил он себе.

Морбиус спустился до третьего этажа.

Единственная неразбитая лампочка мерцала под потолком, отбрасывая длинные тени на грязные стены. Морбиус медленно пошел по коридору, ориентируясь на слух и запах. Пахло сигаретным дымом и обжаренной в масле едой. Из-за дверей доносились ночные звуки: кто кашлял и храпел, а некоторые, предпочитавшие бодрствовать по ночам, как Морбиус, тихо разговаривали. Вампир шел молча.

В самом конце коридора он остановился перед квартирой номер 3Д. Попытался вспомнить, когда в последний раз стучал, собираясь войти, и вдруг заметил, что дверь приоткрыта. Морбиус оглядел длинный коридор с рядами дверей по обе стороны.

Ни души.

Он приложил руку с длинными острыми когтями к двери и толкнул. Она со скрипом поддалась. Запахи нахлынули на него густой волной, стал громче звук телепередачи, запахло кровью. Морбиус инстинктивно напрягся и вошел в полутемную квартиру.

Внутри будто бы взорвали гранату. Неизвестно, был ли Фабиан всегда таким неряхой, или здесь поработали грабители, но по квартире словно прошел ураган. Морбиус осторожно миновал кухню, бросил взгляд в раковину, наполненную грязной посудой, на столешницу, заваленную упаковками готовой еды, и прошел в комнату, которую только из великодушия можно было бы назвать гостиной. Лампы под потолком не горели. У противоположной стены поблескивал экран телевизора – единственный источник света. Неразборчивое бормотание телепрограммы мешало сосредоточиться.

Морбиус увидел кресло с высокой откидной спинкой, повернутое к нему спинкой. Ощутил запах немытого тела и дешевого одеколона. Надо всем витал едва заметный аромат крови.

– Фабиан, – произнес Морбиус, перекрикивая звук телевизора. – Меня прислала Лиз.

По экрану скользили фигуры, в комнате никто не двигался. Тени появлялись и исчезали в фантастической пляске. Морбиус начал медленно огибать кресло. Сначала он увидел руку, покрытую черными короткими волосками, потом пульт дистанционного управления, зажатый в пальцах. Морбиус пошел дальше и наконец увидел сидящего в кресле мужчину. Тот стеклянными глазами уставился в телеэкран. Мужчина был неподвижен.

И совершенно мертв.

На теле не было никаких отметин, однако сердце мужчины не билось, а его лицо побелело – с живыми так не бывает. Морбиус попытался сдержать вдруг вспыхнувший голод.

Попытался – и не смог.

Он бросился вперед и впился острыми клыками в шею мужчины. Кожа у жертвы была еще теплая, как и скрытая под ней кровь. Плоть легко поддалась, и рот Морбиуса наполнился кровью, алая жидкость потекла по подбородку. Он жадно пил, с силой втягивая замершую в венах и артериях кровь, ведь умолкшее сердце ее больше не подгоняло.

Судя по вкусу, погибший большую часть жизни травил себя алкоголем, наркотиками и никотином, из-за чего кровь стала очень невкусной.

Однако Морбиусу было все равно.

Голод так его измучил, что на это можно было не обращать внимания. Гораздо приятнее было ощущение тепла и сытости, разливающееся по телу. Он выпил, сколько смог, одним глотком, и продолжил насыщаться чуть медленнее. По мере того как отступал голод, едкий привкус ощущался все сильнее. Кровь подпитывала его, но глотать ее с каждой секундой становилось все неприятнее. Приторная горечь во многом, конечно, была результатом разгульной жизни Фабиана, однако постепенно Морбиус различил еще один привкуса, едва заметный.

Внезапно вампир вздрогнул от сильнейшей боли в животе. Желудок судорожно сжался, и Морбиус залил труп извергнутой кровавой рвотой. Стоя перед перепачканным неподвижным телом, вампир ошарашенно моргал – он наконец-то понял, что произошло.

– Идиот! – зло обругал он себя.

Его отравили. В отчаянном поиске пищи Морбиус не обратил внимания на странности и предостережения, и сам пришел в ловушку, сам выпил яда.