— Мэтью? — Скорби на секунду смутился, но затем покачал головой, словно вопрос произвел на него впечатление. — А ты действительно не разучился пока соображать. Я поражен. — Он улыбнулся. — Итак, Мэтью Ридли. Он работает и на Джона Голдбеттера, и на нашего короля… Но если не на самого короля, то на Элис Перрерс и ее дядюшек, в настоящий момент самых что ни на есть верноподданных Эдуарда. Мэтью не согласится действовать во вред королю или нам, разумеется. Его отец не тому присягнул.
Мартин вытер лоб дрожащей рукой.
— Так ты кузен Перрерсов?
— Точно. Мы дружная семья.
Амброз нахмурился.
— Как ты уговорил сына идти против собственного отца?
— Мы убедили Мэтью, что его отец вор и предатель. Это так и есть. Впрочем, то же можно сказать обо всех торговцах шерстью, если у них есть нужные связи. Король Эдуард не очень-то у них в чести.
Амброз начал соображать, что к чему.
— Это и есть то самое семейство, с которым ты пересекся, Мартин?
— Да.
— Но семейство Перрерсов… торговало с фламандцами вопреки приказам короля, — сказал Амброз.
Скорби просиял.
— Раз ты это знаешь, то завтра умрешь. Днем. Чтобы я мог разглядеть все твои страдания. Ну вот, — вошел слуга с сумкой Амброза, — отдай то, что принес, певцу. Пусть он сам найдет лекарство.
Скорби расхаживал по комнате, сцепив руки за спиной, пока Амброз нанес на лоскуток ткани немного мази и прижал его к ране. Потом он развязал шнурок и воспользовался им, чтобы закрепить повязку на культе.
Скорби снова грубо схватил Амброза.
— А теперь пора возвращаться в чудесную комнату.
Слуги помогли Мартину спуститься в темное подземелье, где швырнули его на прогнившую солому, а вслед за ним толкнули туда и Амброза.
Когда шаги затихли, Амброз подполз к другу.
— Ты меня слышишь?
Мартин застонал.
Амброз бережно приподнял его и перенес к дверям, где было посуше, там уложил друга и снова подсунул под голову свою куртку вместо подушки. Потом он вернулся на прежнее место и отыскал в соломе кувшин с вином и чашки.
— Не хочешь выпить вина?
Ответа не последовало. Амброз наклонился, удостоверился, что Мартин все еще дышит, после чего налил себе вина и выпил. Прислонившись к стене, он запел мессу по умершим и пел, пока не охрип. Потом он свернулся калачиком возле Мартина и заснул.
Оуэн очень удивился, когда они въехали во двор гостиницы в Олне.
— Почему сюда?
— Это лучшая гостиница между Йорком и Рипоном, — ответил Торсби. — Уэрдиру, который много разъезжал, это наверняка известно.
— Да, ваша светлость. — Хозяин гостиницы отвесил низкий поклон, радуясь возможности помочь самому архиепископу. — Они были здесь вчера вечером. — Он бросил встревоженный взгляд на Оуэна. — Что-нибудь случилось?
Торсби не ответил, думая о своих заботах.
— Почему «они»? — поинтересовался он у своего спутника.
Оуэн пожал плечами.
— Чужестранца сопровождал музыкант из вашего города, ваша светлость. Он был в костюме одной из гильдий Йорка.
— А ты сообразительный. Помнишь гильдейские отличия.
— Рад, что услужил вашей светлости, но я обязан знать такие вещи.
Оуэн кивнул.
— Это Амброз Коутс с ним поехал.
— Выехали они сегодня утром, не торопились. Но все равно к этому часу уже должны быть в Рипоне.
— Ты знаешь семейство Скорби? — спросил Торсби.
Хозяин гостиницы пожал плечами.
— Если живешь здесь, их нельзя не знать.
— Неприятная семейка?
Хозяин гостиницы снова пожал плечами, чувствуя себя неловко под сверлящим взглядом Оуэна.
— От них одни беды. Пол Скорби, молодой хозяин, окружил себя головорезами. Такие только и нарываются на драку. Таверна пустеет, когда они сюда заглядывают. Никакого навара.
Торсби швырнул свой мешок на стол возле огня.
— У тебя найдется комната, где мы могли бы поесть без посторонних глаз, и место для ночлега?
— Да, конечно, ваша светлость.
Когда они уселись в отдельной комнате, где горел огонь, Оуэн спросил:
— Зачем нам оставаться здесь? Вы были бы желанным гостем в любом аббатстве или знатном доме.
Торсби откинулся на спинку стула и, прикрыв глаза, помассировал одной рукой себе шею.
— Они стали бы расспрашивать, почему я путешествую таким образом, захотели бы узнать придворные новости. А я хочу тишины и покоя.
Оуэн уставился на архиепископа своим единственным здоровым глазом, внимательно его изучая, пока тот ни о чем не подозревал. Глубоко запавшие глаза Торсби свидетельствовали о том, что он очень мало спал. Тем не менее лицо его раскраснелось после целого дня, проведенного в седле. Значит, все-таки не физический, а духовный недуг мучил церковника после рождественского визита.
— Вы совсем мало пробыли при дворе.
Торсби открыл глаза и сел прямо.
— Я нанял тебя, чтобы допрашивать других, а не меня. — Он налил в свою кружку эля.
— Мне могло бы помочь в расследовании, если бы я больше знал об Элис Перрерс.
— Она именно тот демон, о котором я хочу забыть.
Оуэн пожал плечами и занялся элем.