Кровопийца (СИ)

Я никогда не думала о смерти. Это казалось мне такой далекой темой, что я не задавала себе вопросов наподобие «Что испытывают люди перед неизбежным концом?». Философские рассуждения не уровня молодой студентки. Если подумать, то меня ведь уже пытались убить. И о чём же я тогда думала…Я хотела жить. Спасли ли меня эти мысли? Отнюдь.

Со стороны входа мелькнула тень. Мы обернулись и увидели Габриэля. Он стоял рядом с уже знакомым на лицо мужчиной в том же цилиндре и с той же тростью, что и на приеме. Рядом с ним была его жена. Рядом с ней стояла Маргарет. Почему-то перед глазами всё расплывалось, однако, я была уверена, что все они улыбались…

Моника вышла из уборной. Позади неё бодро шагали двое мужчин. В одном из них я узнала следователя, в другом — известного депутата, которого видела в телевизоре. Они не подходили ближе, но мы, стоя спинами друг к другу, сжались лишь сильнее. В проеме уборной я увидела фарфоровую недвижную ногу. Заляпанное кровью зеркало отражало вид на одну из кабинок, в которой лежало обезглавленное тело…

Я услышала щелчок в голове, когда деревянная дверь, наконец, полностью открылась, и врач, тот самый врач, у которого мы когда-то просили помощи, пропустил почтительно вперед другую высокую фигуру. Вилфорд…

Что же я чувствовала в тот момент…Это может быть странно, но…ничего. Тошнота, слезы, боль и ужас, которыми я захлебывалась и давилась всё это время вдруг ушли. Пусто. Ничего нет. Лишь отголоски страха, что уже устал носить по крови адреналин…Но, когда Джанет схватила меня за руку, когда Марвин прижался ближе, я поняла, что просто выгорела. Эмоции вышли на ту стадию, где я не могу их осилить и принять. Но они остались на том уровне, где я боюсь не только за себя, но и за других.

Быстрым и широким шагом Вилфорд подошел ближе. Остановившись напротив, он ласково улыбнулся, утирая с моих щек слёзы. Значит, я всё-таки плакала…Не могу пошевелиться. Всё тело потяжелело и окоченело.

— Я же сказал тебе оставаться дома, — любящий и мягкий голос, от которого вновь начинает тошнить. Дома…Нет, это не мой дом. — Но ты решила прочувствовать охоту сполна.

Мужчина взглянул на Джанет и Марвина. Я не могла повернуть к ним головы. Но чувствовала, что и они были не в силах пошевелиться.

— Осталось ещё двое.

Отрицательно мотнуть головой стоило мне больших усилий. Двое…Это не принесло облегчения. Я не останусь с этими убийцами наедине. Но смотреть на то, как они избавляются от того, что мне дорого…Уж лучше было бы услышать «трое». Тогда мой ужас не продлился бы долго…

— Отчего же? — удивленно спросил Вилфорд, засовывая руки в карманы брюк. От его коротких волнистых волос пахло кровью…

— Прошу… — голос дрогнул, — пусть они…хотя бы они…уедут домой.

Мужчина склонил голову набок, всматриваясь мне в глаза. Он молчал. Это молчание действовало хуже яда.

— Пожалуйста…

— Но дело нужно довести до конца.

— Умоляю…Всё, что угодно…

Самопожертвование. Мне казалось, что я не способна на подобное. Но в сделке оказались те, чью смерть я бы не пережила. Наверное, этими словами я спасала и себя…

— Что ж, — вновь улыбнулся Вилфорд, оборачиваясь к другим здесь присутствующим, — в таком случае я объявляю четыреста девяносто пятую охоту закрытой. Откройте аэропорт и отправьте этих двоих домой.

Аплодисменты.

Лето.

1 июля.

13: 26.

Это была 495-я охота…

Глава 21. Счастье, запертое в клетке

Холодные губы нежно коснулись впавшей щеки. Мужские руки шестую ночь подряд блуждали по телу, не вызывая ничего, кроме отчаяния. Тело предательски отвечало на умелые ласки, но разум был переполнен страхом, горечью и слезами, которые я не имела права показывать. Он приказал мне быть счастливой. Он запрет меня в пустой комнате, если я ослушаюсь, и потому на моём лице сейчас улыбка, потому мой взгляд просит большего. Я умею притворяться, а он умеет преобразовывать эту игру в настоящую безумную любовь.

Шестую ночь подряд он берет меня жестоко и надолго. Он шепчет мне на ухо о своих чувствах, сжимает руками часто вздымающуюся грудь, ласкает языком мои ключицы и раз за разом подминает моё тело под себя, когда я хочу изменить положение. Он тяжело дышит в мои губы, не отводит яркий красный взгляд, и в словах его я слышу будоражащую хрипоту, от которой по позвоночнику бежит дрожь. Он любит меня, но любовь эта безумная и извращенная, и, обращаясь во сне к самой себе, я вижу в собственной душе лишь страх перед огромной силой.

Не только я страшусь гнева Вилфорда, и, оборачиваясь на всех тех, кто шел за ним по кровавому следу, я вижу в горящих глазах слепое повиновение. Они знают, что из свободных кукол стали марионетками, и они приняли эту участь взамен на долгую и лишенную нужд жизнь. Эти нити не обвивают мои конечности, и я свободна, как может показаться на первый мимолетный взгляд. Вилфорд любит меня, но и я должна любить его, но, думая об этом, я вспоминаю окровавленный вокзал, обезглавленные тела и мраморные трупы некогда живых друзей.