Кровопролития на Юге

Автор «Севеннского мятежа» сообщает кое-что и похлеще: мы имеем в виду событие, которое произошло в Монтелюсе 22 февраля 1704 года. В этом месте, говорит он, жили несколько протестантов, но куда больше там было католиков; эти последние, возбужденные речами некоего капуцина родом из Бержерака, объявили себя Малыми чадами креста и захотели поупражняться в кровопролитии на своих земляках; и вот, ворвавшись к Жану Бернуэну, они сперва лишили его ушей и детородного органа, а затем и жизни, пустив ему кровь, как свинье; выйдя из дома этого бедняги, они встретили на улице Жака Класа и выстрелили ему в живот, так что внутренности вывалились на землю; несчастный подобрал их и вернулся в дом; жена его, которая была на сносях, и двое малых детей, напуганные этим зрелищем, поспешили оказать ему помощь, но тут убийцы вступили на порог; не смягчившись воплями и слезами бедной женщины и ее горемычных детей, они прикончили раненого, а поскольку жена пыталась защитить мужа, они разнесли ей голову выстрелом из пистолета; тут они заметили, что она беременна и что плод, которому было уже восемь месяцев ворочается у нее в животе; тогда они рассекли ей живот, извлекли младенца и, сунув на его место охапку сена, стали кормить из этой кровавой кормушки лошадь, привязанную у ворот; соседка, которую звали Мари Сийо, хотела спасти детей — ее убили, но убийцы хотя бы довольствовались ее смертью и мщение их не простерлось бы еще дальше. Затем, выйдя из деревни, они повстречали Пьера и Жана Бернаров — дядю и племянника, одному было сорок пять лет, другому десять. Схватив обоих, они вложили в руки мальчику пистолет и заставили его стрелять в дядю; тем временем подоспел его отец, и убийцы попытались принудить его застрелить собственного сына, но никакими угрозами невозможно было от него этого добиться, и, поскольку дело затягивалось, в конце концов обоих просто убили — одного зарубили саблей, другого закололи штыком.

Они поспешили прикончить отца и сына еще и потому, что заметили, как к шелковичной роще направляются три девушки из Баньоля: они шли кормить шелковичных червей; убийцы погнались за ними и застигли с тем большей легкостью, что дело было среди бела дня и девушки ничуть их не испугались; их изнасиловали, потом связали им руки, далее привязали их к деревьям вниз головой, вспороли животы, начинили порохом и подожгли.

Это происходило в царствование Людовика Великого для вящей славы католической церкви.

История сохранила имена этих пяти разбойников; то были Пьер Виньо, Антуан Ре, Жан д'Югон, Гийом и Гонтанийль.

Все эти убийства, из которых мы описали вам только несколько, навели такой ужас на тех, кто еще не обезумел под влиянием фанатизма и мстительности, что один протестант дворянских кровей, некий барон д'Эгалье, не имея к тому никаких средств и не зная поначалу, как взяться за дело, посвятил свою жизнь умиротворению Севенн. Прежде всего он понял следующее: если рубашечники усилиями католических войск и при поддержке и содействии Бавиля, Жюльена и Монревеля будут разбиты, то в дальнейшем на всех протестантов, которые не взяли в руки оружие, а в особенности на дворян станут смотреть как на трусов, которым только страх перед наказанием и смертью помешал открыто поддержать рубашечников. А посему он решил, что покончить с войной следует самим реформатам, ибо был убежден, что это для них единственный способ угодить королю и доказать его величеству, как несправедливы подозрения насчет протестантов, которые подогревает в нем католическое духовенство.

Этот план был чреват почти непреодолимыми трудностями двоякого рода, особенно для барона д'Эгалье, которому для достижения своей цели необходимо было убедить короля, дабы тот отменил суровые меры, а рубашечников склонить к подчинению; между тем барон д'Эгалье не имел никакого доступа к королю и не был знаком ни с одним вождем восставших.

Первым препятствием на пути добрых намерений барона было то, что ему прежде всего требовался паспорт, чтобы попасть в Париж, а он был убежден, что, видя в нем прежде всего протестанта, ни г-н де Бавиль, ни г-н де Монревель не дадут ему такого паспорта; затруднения разрешило одно неожиданное обстоятельство, которое укрепило барона в его намерениях, потому что он увидел в нем перст Божий.