— Да, здравствуйте, чем могу помочь? — Усталый голос, который разговаривал по телефону, я узнал точно.
— Вы мне вчера звонили ночью, насчёт наследства. — Напомнил я.
— А-а-а, да, точно, вспомнил.
— Это нормально, то что вас задерживают на работе до поздней ночи? — Для меня это был важный вопрос.
— Спасибо, что поинтересовались об этом. Скажу сразу, что бывает, но очень редко. Обычно это происходит, когда какие-то богатые люди, теряют свои документы и грозя своим влиянием, заставляют нас их искать без сна и отдыха.
— У меня в семье миллионеров нет. — Теперь мне стало ещё больше не по себе.
А что, если на меня пытаются что-то скинуть, чтобы потом использовать? Упадут сейчас на мою голову пару миллионов, и сегодняшней же ночью, мне позвонят неизвестные и скажут, что должен кому-то эти самые миллионы с процентами. И они деньги заберут, и я им ещё должен окажусь.
— Знаю, уже проверили. — Сказал мужчина и достал из-под стола деревянный ящик, размером как коробка от телефона, только длиннее раза в три.
— И что это? — Если там деньги, то сто процентов обращусь в полицию.
— Перед этим я хотел бы попросить ваши документы.
— Пока не узнаю, что там, можете это хоть себе забрать!
— Понимаю. — Задумался мужик. — Вы знаете свою родословную?
— Я педагог на историческом факультете. Интересовался. — Конечно, я когда-то на эту тему презентацию делал.
— Ваши предки были аристократами при Империи. — Он скорее утверждал, чем спрашивал. Видимо, интересовался темой.
— Да. Один из моих дедов был министром народного просвещения при Екатерине Второй, а его сын церемониймейстером при Николае Первом.
— Богатая у вас родословная. А после революции?
— Насколько я помню, в середине 19 века, род по мужской линии прервался, а по женской продолжился и по сей день. Мои предки были довольно уважаемы в союзе. Бабушка мне рассказывала, что изначально они были из Питера, потом она переехала в Молдову, где встретилась с моим дедом, царство ему небесное. К сожалению, я его не знал, но по рассказам, он был, да, значимым человеком. А потом родился я и мы с родителями обратно в Россию переехали.
— Значит, предположений кто мог вам это оставить нет? — Цокнул языком Валерий Андреевич. — А других родственников у вас нет? Никаких дальних или косвенных?
— Возможно, но я о них ничего не знаю, и они обо мне, скорее всего, тоже.
— Боитесь, что это может быть ловушка? — Я кивнул. — Позволите, но я так не думаю. Сколько вам лет?
— Двадцать.
— Удивительно! Эта шкатулка пролежала у нас ровно двадцать лет! — Удивлённо заявил он.
Это уже что-то совсем странное. Какое наследство? Если этой шкатулке столько же, сколько и мне, почему о ней ничего не знают родители? И почему она тут, в каком-то небольшом офисе, в городе, в котором я живу всего лет десять?
— Вы ведь неприёмный сын или не знаете это точно?
— Родной на все сто. Тесты ДНК и даже лицом с отцом мы почти клоны.
— Да, странно. Меня буквально вчера завалили, чтобы я нашёл это как можно быстрее. Надеюсь, у вас в жизни всё хорошо и нам это никак не аукнется.
— Я то, как надеюсь. — Не сводя со шкатулки взгляд, ответил я.
— Так позволите ваши документы?
Я передал ему всё необходимое и переписав их на листок, поставил печать и выдал обратно вместе со шкатулкой. Она была лёгкой. Внутри ничего не тряслось. Шума бумаги тоже не было. Не деньги. Одновременно хорошо и плохо. Хорошо, что проблем не будет, плохо, ибо они были бы желательны больше.
Всю дорогу ехал молча, крепко сжимая в руках коробку. Предвкушение от полученного подарка была запредельным. Сердце билось, словно еду на свидание к девушке, с которой будет мой первый раз. А это просто шкатулка. Наверняка там просто семейная реликвия, но даже если так, всё равно круто. Ведь у большинства семей нет даже такого.
Домой я буквально бежал, не обращая внимание на болящие мышцы. Раздевшись и помыв руки, на всякий случай помыл и саму коробку. Какого же было моё удивление, когда, казалось бы, покрашенный прозрачным лаком дуб, стал полностью чёрным, как уголь, а металлические части стали бордово-красными. На крышке выступил треугольник с треугольником внутри. Как-то всё это зловеще выглядит.
Минут десять я её вертел в руках, ища место, где она открывается. Вверх был виден чётко, но замочной скважины на ней не было. И каких-либо других отверстий тоже.
— Хм-м-м… — Я провёл пальцем по треугольнику. — Как же тебя открыть?
Ответ пришёл сам собой. Как только я коснулся центра треугольника, металлические края шкатулки засветились, и крышка открылась. Отпечаток пальца? Становиться очень интересно и… Страшно?
Что такое? Почему у меня такое чувство, будто я сейчас совершаю какую-то непоправимую ошибку. На руках выступил пот. В животе чувство, будто металла поел. Голову как будто чем-то придавило. Что это? Почему я этого боюсь? Что за бред? Я медленно приподнял крышку, надеясь, что там не бомба заложена. Но внутри оказалась…
Стрела.
— А?