Кровосос. Реванш Люцифера

– Серьезно??? – Пацкевич сам не заметил, как уселся на труп Павла Андреевича. – Слышишь, конспиролог, мою жену только что забрал в ад сам Люцифер, а еще она беременна антихристом. Через девять месяцев он появится на свет. Не знаю, как быстро растут антихристы, но чувствую, что конец света наступит гораздо раньше, чем этому ублюдку перестанут быть нужны подгузники. Я понимаю, что это мой сын, да наплевать. Как говорил один великий полководец: бабы еще нарожают. Мне жену спасать нужно. Это ты не понимаешь, насколько все серьезно!

– О Господи, спаси и сохрани нас, отец небесный! Если вы не врете, это конец. Этого нельзя было допустить! Я все понял, никуда не уходите, я вышлю за вами машину. Вам позвонят на этот номер…

Как и обещал незнакомец, через сорок минут зазвонил телефон, Сергей взял трубку.

– Машина внизу, спускайтесь, только сами.

«Нет, я еще Павла Андреевича хотел с собой прихватить. Правда, ох же и тупые…» – думал Пацкевич, спускаясь по лестнице.

Внизу, метрах в двадцати от подъезда стоял черный, старенький «Мерседес». Как только Сергей подошел к автомобилю, двери открылись, из машины вышел пожилой мужчина с черной ленточкой в руках.

– Извините, – сказал он, – но мы вынуждены завязать вам глаза. Приказ начальства.

Пацкевич укрыл отборным матом и вышедшего мужчину, и водителя заодно, но все-таки согласился на эту вынужденную формальность.

Около получаса они ехали в полной тишине, за исключением рева двигателя и шума от проезжающих навстречу автомобилей. Все это время Пацкевич думал о Лене, она была единственным смыслом его убогого существования. Он понял это только сейчас. Ему было плевать на мир. Плевать на то, кто им будет править, плевать, что будет с остальными людьми. Ему и раньше на это было плевать, как и на себя. Когда ему закрыли повязкой глаза, он погрузился в чертоги собственного сознания. В его голове возник образ Лены в то момент, когда она проваливалась в огненную воронку. Образ ее голубых глаз. Он никогда не видел в этих глазах такого страха и отчаяния, как в то ужасное мгновение. Он привык видеть ее всегда сильной и уверенной, она всегда была для него образцом спокойствия и самообладания.

Несколько раз подскочив на каких-то неровностях, авто два раза дернулось и остановилось, с переднего сиденья послышался голос:

– Не снимайте повязку, мы скажем, когда это можно будет сделать. Это в ваших же интересах.

Сергея взяли под руку и вывели из автомобиля. Прошагав около десяти метров, они остановились, стальным скрежетом взвыла открывающаяся дверь.

– Осторожно, – сказал кто-то из мужчин. – Здесь очень крутые ступеньки.

Спустившись по лестнице вниз, Сергей почувствовал сырость и запах плесени. Он сразу догадался, что это какой-то подвал. Снова проскрипела сталь, открылась дверь, его завели в комнату.

– Пусть подойдет ко мне, – прозвучал слабый, хриплый голос. – И снимите с него повязку. В сложившейся ситуации, эта мера безопасности не имеет никакого смысла…

С Пацкевича сняли повязку, он открыл глаза и увидел перед собой старика, сидящего в старом, потертом, кожаном кресле. Его лицо было покрыто глубокими оспинами, сквозь белую пелену еле виднелись контуры глазных яблок. На почти лысой голове беспорядочно лежала прядь седых волос, а губы беспрерывно дрожали. Одет он был в черную рясу, на его груди отблескивал в полумраке тяжелый серебряный крест.

– Дай мне свою руку, сын мой, – дрожащим голосом вымолвил старик. – Как видишь, я очень стар и почти не вижу.

Пацкевич покорно подал ему руку, священник вызывал чувство спокойствия. Немного подержав Сергея за руку, старик улыбнулся и тихо произнес:

– Да, это ты… теперь я не сомневаюсь, что это ты…

– О чем вы, отец мой? – немного удивился Пацкевич.

– Я рад, что мы все-таки успели встретиться до моей кончины. Это большая честь для меня.

– Я не понимаю, о чем вы… честь встретить разнорабочего на стройке? Тем более уже безработного…