Кровоточащая чаша (ЛП)

Каждый мертвец вновь был на ногах, и сражался — весь Септиам-Сити и половина полка жестоко убитых элизианцев, потерянные патрули джоурианцев, рабочие с сожженных теперь полей огнедушца. Командиры ожидали, что лишь часть обитателей города будет поджидать наступающих на стенах. Теперь же Сеншини мог видеть тысячи из них, мощным потоком хлынувшие навстречу атакующим джоурианцам, словно красные муравьи из своего гнезда.

Шторм лазерного огня между упавшими блоками был подобен горящим красным стежкам. Выстрелы лазпушек прочертили воздух со стороны приближающихся джоурианских бронесил и взрывы испещрили каменистый склон там, куда попали бомбы мортир и противотанковые снаряды.

«Палач» рывком остановился. Сеншини нацелил еще один выстрел, выждал, чтобы проверить, зарядились ли катушки, и послал заряд бластпушки рваться в гуще септиамцев, столпившихся за укрытием из раздробленного мраморного блока. Два отделения джоурианцев, более не прижатые вражеским огнем, рванулись вперед через дождь падающих обломков.

«Химеры» Двадцатого Дивизиона затормозили в грязевом месиве. Верхние люки и задние рампы раскрылись и их обитатели выпрыгнули наружу, стволы их оружие вспыхивали огнем.

— Похоже, у нас тут мальчики славы, — проворчал Сеншини. — Видимо, они передали Двадцатый Дивизион штурмовикам.

Но это не были штурмовики, осознал Сеншини. Мощные фигуры, гораздо крупнее человеческих, и за те несколько секунд, перед тем как сажа и летящие комья грязи не превратили их в темно-серую неразличимую массу, он разглядел, что они носили фиолетовое, а не тусклую униформу джоурианцев.

— Охренеть, — выдохнул Сеншини. — Десантники.

Кайто раскрыл обзорный люк и осмелился высунуть голову наружу, в наполненный шрапнелью воздух. Он извлек полевой бинокль из-под полы своего пальто. Сеншини был уверен, что услышал возгласы одобрения со стороны атакующих джоурианцев даже сквозь какофонию ружейного огня, когда космические десантники ворвались на поле боя позади них. Каждому гвардейцу доводилось слышать об Адептус Астартес, а некоторые даже утверждали, что видели их в деле, сверхлюди, способные как молния ударить в самое сердце врага, они носили громоздкие силовые доспехи и обладали лучшим оружием, которое мог предоставить Империум. Проповедники превозносили их как образцы совершенства человеческой расы. Дети распространяли рассказы об их героических свершениях. Они украшали миллионы застекленных окон и скульптурных фриз в храмах и базиликах по всему Империуму, и теперь они были здесь, на Септиам Тор.

После непостижимо долгих пары секунд Кайто плюхнулся обратно в танк. — Лады. Командование прислало нам немного десантников. Это первый и последний раз, когда мы увидим этих засранцев, так что мы сокращаем расстояние и прикрываем их. Если пролом сможет пасть, то именно они возьмут его. Танако, как можно ближе. Сеншини, мне нужен залп по верхней части стены, чтобы ублюдкам наверху было некуда деваться. Огонь по готовности, залп!

«Палач» с грохотом въехал под тень стен, пробираясь между упавшими участками колоннады и с хрустом перемалывая тела участников штурма, направляясь в бурю у пролома, где космодесантники создавали новую разновидность адского пекла для септиамцев.

Джоурианцы собирались отовсюду, следуя за «Палачом» в огненный шторм, офицеры орали своим людям следовать в арьергарде десантников. Сеншини засек, как в самом уязвимом месте бреши скапливалась основная масса септиамцев, отброшенная назад обновленной яростью штурма.

Он выстрелил из бластпушки и плазма словно изверглась из-под груды щебенки. Десантники уже карабкались по горящему склону, их болтганы прошивали толпы септиамцев, и Сеншини понял, что битва за город началась.

Вокруг царил холод. Фаддей не чувствовал ни рук, ни ступней. На один ужасный момент он решил, что потерял их от леденящего укуса вакуума или осколков, летящих от разрушенного собора, но затем колючая, электрическая боль пронзила нервы его рук и ног, и он осознал, что все еще цел.

Он постарался напрячь те мышцы, которые ощущал, ожидая, что вспышка боли подтвердит наличие сломанной конечности или разорванного органа. Он не смог обнаружить каких-либо очевидных увечий, но он был зажат. Инквизитор решил, что, по всей видимости, находится в лежачем положении, но не смог ни сесть, ни повернуть голову. И, хотя окоченение от холода не давало ему удостовериться в полной мере, казалось, что его руки заключены в нечто, что не давало ему даже пошевелить пальцами.

Фаддей обонял запах химикатов. Консерванты, дизенфектанты, вещество, которое пахло ржавчиной и металлом, словно что-то, извлеченное из крови. Чрезвычайно чистое и стерильное.

Поначалу он подумал, что вокруг не слышно ни звука — но постепенно он вычленил слои неясного шума, флуоресцирующее жужжание, слабое неритмичное тиканье и поскребывание от какого-то механизма рядом с его головой, тихая капель жидкости.