15 марта 1965 года, в шесть часов вечера, до ушей Ренувье дошел разговор между директором и заместителем директора отделения банка, в котором он трудился четырнадцать лет.
Сначала Ренувье возмутился до глубины души. Работа над упомянутым проектом действительно затянулась, но вина в том была не его, а заместителя директора, которому он еще месяц назад отдал документы на подпись и до сих пор не получил их обратно. И этот бездельник его же и подставил, вот наглость-то! Но Ренувье, наверно, негодовал бы куда больше, если б вдруг не понял, что услышал этот разговор, читая газету за кухонным столом у себя дома, в пяти километрах от банка, где он состоялся.
Назавтра Ренувье явился в кабинет заместителя директора и вежливо, но твердо напомнил ему, что до сих пор ждет подписанных документов для проекта SCMN, который давно пора бы сдать. Он добавил, что, «не в обиду вам будь сказано, мсье», это, на его взгляд, противоречит принципам, которым он старается следовать в своей работе, первейшие из которых — два столпа профессии: расторопность и пунктуальность. Не говоря уж о том, что задержка может не понравиться господину директору, поэтому в их общих интересах представить ему готовый проект как можно скорее.
Ошеломленный заместитель только покивал в знак согласия и обещал принести документы до обеденного перерыва. Довольный Ренувье вернулся на свое место и погрузился в работу. Заместитель сдержал обещание, и уже к полудню Ренувье смог сдать в секретариат директора должным образом укомплектованный проект, приложив к нему сопроводительную записку, написанную от руки со всем надлежащим уважением.
Было около часа, когда Ренувье, обедая, как обычно, в ресторане в двух шагах от банка, получил второе знамение. На этот раз он услышал свою мать, которая разговаривала с подругой.
Ошарашенный Ренувье огляделся вокруг: его матери, разумеется, рядом не было. Он провел рукой под столом — вдруг какому-нибудь шутнику вздумалось установить там динамик, — но ничего не нашел. Аппетит у него пропал; он отодвинул тарелку, попросил счет, расплатился и вышел из ресторана, всерьез задумавшись, не сходит ли он с ума.
До конца дня Ренувье работал, как одержимый, чтобы не вспоминать об этих странных явлениях. В семь часов он закрыл свои папки и ушел домой, где, приняв ванну, взялся за телефон и набрал номер матери, которая жила за сотню километров. «Сынок! — обрадовалась она. — Легок на помине, представь себе, я только сегодня о тебе говорила с моей подругой Люси».
Явления повторялись еще дважды, прежде чем Ренувье решился обратиться к врачу. В первый раз он услышал, всего на несколько секунд, сослуживца, который зло шутил на его счет. Он поклялся завтра же подложить ему свинью на работе. Второй раз двое старых друзей, с которыми он не виделся несколько месяцев, обсуждали, пригласить ли его на ужин. Они решили, что не стоит, и это его опечалило.
Не зная, относится ли его случай к отоларингологии или к психиатрии, Ренувье записался к терапевту. Того жалобы пациента изрядно озадачили.
— То есть вы страдаете галлюцинациями?
Ренувье задумался.
— Это не галлюцинации в строгом понимании термина, — ответил он наконец, — ведь разговоры, что я слышу, — не плод моего воображения. Я назвал бы это скорее
— Как радиоприемник?
— Именно. Но я улавливаю только волны, на которых говорят обо мне.