Круча

— Оба брата выехали?

— И еще те двое, которых вместе с ними судили.

— А Федюня тут остался?

— Тут. Фомич — энтот зимой из нашей потребиловки уволился. Говорят, в Ташкент подался.

— Ну, ты, дедушка, если за Федюней что заметишь, нам теперь потихоньку сообщай. В Каменку можешь не ходить, передавай в Варежке Тимоше Нагорнову, мы от него узнаем. А к коммунистам ты Федюню-вора зря тогда приравнял, дед!

— Не мог я тебе прямо сказать, как он, значит, с чужой собственностью обращается…

— А надо было прямо сказать. Слушай-ка, чего это ты про Фомича вспомнил? Аль он с этими бандюгами путался?

Софрон развел руками:

— Болтали в селе, что Бабушкин про него в газете написал, а улепетнул Фомич из Варежки сразу, как Бабушкина убили. Опять же и Федюня вокруг него увивался. Знамо дело, денежки у Фомича водились… Да ведь не пойман — не вор.

2

Месяца два о Нигвоздятах в Варежке не было ни слуху ни духу.

Комсомольская организация в Каменке в те времена каждое лето объявлялась мобилизованной на борьбу с бандитизмом, да и не в одной Каменке. Годом или двумя раньше проводились даже губернские военные учения с участием уездных отрядов. Во время одного из таких учений отличился, заработав себе выговор, не кто иной, как Илюша Григорьев. Вложив в свой пулемет ленту заряженных патронов, он обратил своих условных «противников» в бегство очередью настоящих, не условных пуль, неожиданно запевших над их головами.

В Нижне-Ломовском уезде этим летом то тут, то там продолжались разбои, грабежи и убийства советских работников. Шайка вооруженных бандитов остановила скорый поезд, ограбила десятки пассажиров, нескольких застрелила.

Примерно в те дни в Каменку к Илье Григорьеву пришел, запыхавшись, Тимоша Нагорнов: дед Дулёпа, который со своей старухой переселился к соседям, пока комитет взаимопомощи отстраивает ему избу, сказал Нагорнову, что этой ночью Семен Нигвоздёв был в Варежке.

Божится старик, что не обознался, хоть ночь и была темная. Дед по нужде вышел за сарай и видел, как вдова Аришка провела Семку в свой выход (землянку), на задах ее двора, и там с ним заперлась. Слышно было, как задвижка щелкнула. Дулёпа хотел было тут же, ночью, пойти сказать Тимошке, да решил выследить, не появится ли с Семеном кто из его дружков, поэтому засел в сарае и доглядывал сквозь плетень, в щелку. Не пришел никто. Под утро Арина выпустила Семена из выхода, и он ушел в сторону леса.

— Пойдем на станцию, — сказал Илюша. — Там сейчас уполномоченный из Москвы.

На станции в тупичке стоял отцепленный от поезда красный вагон-теплушка. Сидевший на висячей ступеньке красноармеец, с наганом в кобуре у пояса, узнав Илюшу, посторонился, и комсомольцы влезли в наполовину отодвинутую дверь. В одном углу теплушки лежали, прикрытые брезентом, разные предметы — ящики, бочки, сложенные на день койки-раскладушки, куча винтовок, пулемет. В другом углу сидел на табурете, в черной кожаной куртке и высоких сапогах, румяный молодой парень и при скудном свете, падавшем из прорезанного в стене маленького квадратного оконца, записывал что-то в тетрадь карандашом, скосив голову и прикусив кончик языка.

Кожаная фуражка с красноармейской звездой над козырьком лежала на другом табурете.

Подняв от тетрадки светловолосую, коротко остриженную голову, уполномоченный протянул Илье руку.

— Кого привел? — Буква «р» звучала у него мягко. — А! — радушно сказал он, узнав Нагорнова. — Помню, ты в Москву с Алешей приезжал. Здравствуй! Что принесли хорошего?

Услыхав о появлении в Варежке Нигвоздёва, Федор (это был Лохматов) встрепенулся.

— Сейчас же садись, запиши подробно все, что знаешь от старика, — велел он Тимофею. — Нам надо их схватить, этих Нигвоздёвых. Скажешь деду, пускай следит, и тут же сообщай мне на станцию. Я нагряну с отрядом… Только надо сперва точно установить, у кого они заночуют.

Прошла неделя. Теплушка Лохматова то прицеплялась к проходившим поездам и уезжала, то возвращалась тем же способом обратно.

В одну из ночей к уполномоченному прибежал посланный Тимошей мальчик, Ванюша Карапузан: в Варежке появились оба брата Нигвоздёва и с ними еще трое, наверняка бандюги!.. Всю ли ночь пробудут — неизвестно. Они виделись с Федюней. Нагорнов постарается задержать их в селе до прибытия отряда.

Федор сейчас же надел поверх гимнастерки кожанку, портупею с маузером и приказал восьмерым красноармейцам собраться в дорогу.

3

Тимоша Нагорнов сидел в это время за столом в Аришкином выходе, в кругу пятерых бандитов. В кармане у него был наган с единственным патроном. Как на грех, сегодня утром решил поучиться стрелять в лесу, в Кульменом овраге, и выпустил остальные шесть патронов в расчерченный под мишень газетный лист.

Низко над столом горела яркая висячая лампа-«молния»; Аришка была племянница Фомича, и он отдал ей эту лампу, когда закрывал свою лавку. На столе стояли стаканы, кружки и бутыль в четверть ведра, налитая зеленоватым мутным самогоном, лежали нарезанные толстыми кусками черный хлеб и вареное мясо.