Круча

«Марк Твен» подался вперед, отрываясь от спинки дивана и поправляя на носу шевельнувшиеся от резкого движения очки.

— «Может быть, говорит, он охладел? Может быть, его нужно подогреть?»

Старый журналист принужденно засмеялся.

— Н-да-с!.. — протянул он.

— Я подумала, что не мешает вам знать дословно, что про вас генеральный секретарь ЦК сказал секретарю редакции «Правды». Мало ли что! На моем месте здесь может оказаться когда-нибудь другой человек… Так что вы меня извините и не примите это за мой выговор.

— Что вы, что вы, Мария Ильинична! — всполошился заведующий отделом. — Я вам глубоко признателен за эту… неоценимую для меня информацию!

Отирая выступившую на лбу испарину, он засмеялся уже менее принужденно.

Когда он вышел, Пересветов сказал:

— Мария Ильинична, я давно хотел вас спросить… Вы мне можете не отвечать, если не захотите.

— Пожалуйста, спрашивайте.

— Я Сталина лично сам почти не знаю, разговаривал с ним сейчас в третий раз в жизни. Нет, вру, во второй, потому что, когда мы к нему домой ходили, я слушал, что говорят другие, а сам молчал. Я знаю о «Завещании» Владимира Ильича, хоть и не читал его. Сумеет ли Сталин исправиться, как вы думаете?

Мария Ильинична слушала, чертя по бумаге карандашом.

— Это единственный случай, — отвечала она тихо, — когда я была бы рада, если бы Ленин ошибся.

8

Пришел Шандалов. Костя передал ему свой разговор со Сталиным. Виктор слушал, усмехаясь, и понемногу розовел. В это время раздался новый звонок. Сталин спрашивал, в редакции ли еще Пересветов, и тот подошел к телефону.

— Вы, кажется, сказали, что хотите что-то писать против социал-демократов? — спросил Сталин.

— Да, об австро-марксистах. Я последние месяцы следил за их газетой.

— Слушайте, об австро-марксистах мы все-таки кое-что знаем, а вот об американском реформизме почти что ничего. Подобрали бы вы себе компаньона из «красных профессоров» и ехали бы на годик в Америку, с заданием написать критические работы о реформизме в Соединенных Штатах. Командировку вам ЦК устроит.

— Иосиф Виссарионович! Ведь я английского языка совершенно не знаю! — взмолился Пересветов, взволнованный неожиданно открывавшейся возможностью научной командировки за границу. — В Австрию или в Германию я бы поехал с огромным удовольствием! Даже и не на год, можно в меньший срок успеть. И товарища легко подобрал бы. А в Америку — это очень заманчиво, но в короткий срок я не смогу овладеть совершенно для меня новым языком!

— Ну хорошо. — сказал Сталин. — Вы когда думаете возвращаться из Ленинграда?

— В отделе печати мне сказали — обратиться к ним осенью.

— Когда вы с ними договоритесь, тогда мне позвоните. А пока обдумайте, с кем и куда вы могли бы, с пользой для дела, съездить.

Сталин положил трубку. Уловив суть разговора из Костиных реплик, Шандалов запел, фальшивя и давясь от смеха:

Цека играет человеком,
Оно изменчиво всегда!

— Это он боится, как бы ты в Москве с «бухаринской школкой» не спелся.

— Уж больно вы большое значение придаете вашей «школке», — смеясь одними глазами, заметила Мария Ильинична.

Виктор самолюбиво усмехнулся.

— Не я придаю, Сталин.

«Нет ли у них опять трений с Секретариатом ЦК?» — подумал Костя. В прошлом году ЦК ставил на вид Шандалову некоторые ошибочные формулировки в статьях, которые он редактировал, и в его собственных. Бывшая «шандаловская» группка, приобретшая известность под именем «бухаринской школки», за последнее время упрочивала свое влияние в ряде газет и журналов.

Пересветову удалось забежать в редакцию еще раз, на авторское совещание. Большинство авторов были новые, он мало с кем из них был знаком. Шел жаркий спор о недавней статье Шандалова.

Кто-то из выступавших взял ее за одну скобку с прошлогодними неудачными статьями. Хлынов и другие с этим не соглашались, сам Виктор, красный, бросал довольно злые ответные реплики критикам. Его выступления Костя не дождался, уходил поезд.

Оля привезла прямо на вокзал дорожные вещи мужа. Услышав от него о предложениях Сталина, она сказала:

— Уж кто-кто, а я агитпропскую работу знаю. Она не для тебя. Ты гораздо больше принесешь пользы партии своим пером, чем в аппарате. А вот за предложение побывать за границей в научной командировке ты должен быть благодарен! Кого же ты себе в товарищи туда выберешь?

— Конечно, Сандрика!..

В Ленинграде он поделился своими новостями с Афониным и Флёнушкиным. Выслушав его рассказ про авторское совещание, Сандрик заметил:

— Если все дело в Викторе, это полбеды. Но вот нет ли за этим каких-то новых трений в ЦК?

— С Бухариным? — спросил Афонин. — Не думаю. Он сейчас сменил Зиновьева в Коминтерне, выступает против оппозиционного блока.

— Но если он когда-нибудь задумает возобновить свою фракцию, организатор у него под рукой. Даже готовая группа.

— Не будем на них беду накликать, — возразил Иван Яковлевич.

О своих новостях Костя написал Уманской. Она его отказа от работы в Ленинграде не одобрила.