Круча

Желающих взглянуть нашлось много, стулья носили из столовой. На импровизированную сцену вышли два толстых купца, подпоясанных разноцветными кушаками; одним из купцов был загримирован Сандрик. Толстая купчиха внесла огромную миску с кипятком, изображавшим уху, Демьян с женой усердно потчевали гостя. Действие шло в точности по крыловскому тексту: «Соседушка, мой свет, пожалуйста, покушай» — и так далее, пока сосед не убегал, «схватив в охапку кушак и шапку». Авторские реплики, мило шепелявя, читала Женя-«Мыфка».

Пересветов скептически улыбался. Между тем Женя — конферансье, она же, оказывается, инициаторша и режиссер спектакля, — разъяснила публике, что так ставил «Демьянову уху» старый театр царского времени, когда цензура не дозволяла правдиво раскрыть истинный замысел великого баснописца. А вот сейчас новый, современный театр покажет наконец басню в подлинном ее виде. До сих пор наивно полагали, что Иван Андреевич Крылов действительно писал о купцах. На самом же деле он имел в виду «нафе нынефнее время», утверждала она, и среду советских служащих.

«Мыфка» перечислила действующих лиц басни: Замужняя совбарышня, ее Муж, их сын пионер Слава, Домработница и Сосед по коммунальной квартире.

Действие открылось тем, что «Замужняя совбарышня» уселась перед зеркалом красить губки. Зрители засмеялись. Между тем на сцене постучали в дверь, и Домработница объявила:

— Сосед!

Вышел худой, как глиста, пижонистого вида молодящийся Сосед, плешивый, с подрисованными усиками.

— Ушко! — нежно потребовал он, извиваясь перед соседкой в поклоне.

— «Соседуфко»! — подытожила, вызывая в зале новое оживление, ведущая спектакль Женя. — Итак, товариффи, вы слыфали, как первое слово знаменитой басни расфифровано нафим современным театром соверфенно в духе истинного замысла баснописца: «Сосед — уфко».

Совбарышня подставила ушко для поцелуя и, обнимая Соседа, томно вымолвила:

— Мой!..

Сосед же, отвечая на объятие, свободной рукой потянулся к выключателю и потушил электричество. Тут отворилась дверь, вошел Муж и возмущенно закричал:

— Свет!!

— «Соседуфко, мой свет!» — прокомментировала Женя.

Зрители уже сами соображали, что к чему, продолжая смеяться. В том же духе разыграны были дальнейшие слова крыловской басни. Когда хозяйка усадила Соседа за стол и угощала ухой, а тот отказывался: «Я сыт по горло», то Муж издевательски бурчал: «Нужды нет?..»

Инсценировка слов: «Ушица, ей-же-ей, на славу сварена» — завершалась следующим образом: звонил телефон — Домработница звала: «Славу!» Выбегал как сумасшедший Слава, — в трусиках и пионерском галстуке, ростом почти в два метра (Кирилл), натыкался на Домработницу и опрокидывал на себя миску горячей ухи. Все на сцене дружно кричали: «Сварен!», а Слава подхватывал крик и вопил:

— А-а-а!..

— «На славу сварена!» — подытоживала Женя.

На том представление кончалось.

— Ну и сварили уху! — смеялись зрители. — Иван Андреич в гробу перевернется.

— А в самом деле, как только не фокусничают нынешние режиссеры!

— Это что же, вы театр Мейерхольда прохватываете? — спросил Пересветов возбужденную успехом Женю.

Ее все обступили.

— Что ваш московский Мейерхольд! — задорно отвечала она. — У него только лестницы да качели, а вот у нас в Ленинграде «фэксы» его давным-давно переплюнули. Гоголевскую «Женитьбу» ставили с участием цирковых клоунов, с негритянским оркестром и даже с сыщиком Пинкертоном!

— Это что еще за «фэксы»?

— «Фабрика эксцентрического актера» — так они себя называли. Главная их задача была офеломить зрителя.

— Ошеломить нас вам, безусловно, удалось, — с улыбкой заметила Уманская. — Но я бы на вашем месте не решилась так беспощадно расправляться с новым театром. Все-таки это революционный театр.

— То есть хочет им быть? — полувопросительно возразил Костя.

Уманская быстро повернулась и взглянула на него, чуть снизу, — они стояли рядом.

— Вы хотите сказать, что он еще не нашел себя?

— Это разговор долгий, — уклонился Пересветов, досадуя, что заговорил.

В глазах Уманской, темная радужная оболочка которых почти сливалась с их зрачками, мелькнуло недоумение. Она отвернулась и спросила Женю:

— Сатиру эту вы сами сочинили?

— Кое-что сами, кое-что позаимствовали.

Рядом с ними рабочий, из отдыхающих, рассказывал:

— А я прошлый год жену в Москве в театр повел, на «Озеро Люль», кажется, что ли. Так там на сцене пальбу из настоящих пулеметов открыли холостыми патронами. А жена была на сносях. Мы еле ноги унесли из театра, с ней чуть родимчик не приключился…

4

На следующий день Уманская и Пересветов сидели поодаль друг от друга на плетеном диванчике в колеблющейся пестрой тени деревьев. Они встретились в аллее случайно.

— Я не поклонник такой манеры художественного письма, — говорил Костя, поглядывая на книгу о похождениях Хулио Хуренито, зажатую в ее руке. — Говорят, в «Прожекторе» кто-то назвал Эренбурга «вридом» Анатоля Франса, чуть ли не Вольтера. Хм! Во времена Вольтера не существовало нынешних политических партий. А в наши дни — писатель в позе мыслителя-одиночки?.. — Пересветов иронически скривил губы. — Конечно, сейчас Эренбург идет к нам…