Круче не бывает

– Ну, мы же должны установить личность женщины, с которой вы здесь проводите время.

– Это моя личная жизнь, вас она не касается!

– А вдруг эта женщина была с вами в сговоре? Возможно, вы забрались в танк, чтобы заняться там с ней любовью?

– Вы сумасшедший?

– Нет. И мемориальные танки я не взламываю. И женщин туда не вожу.

– Не было там никаких женщин!

– А вы были?

– Я был, – признался Павельев и с досады увел взгляд далеко в сторону.

– С какой целью?

– А может, бзик на меня нашел? Еду, смотрю, танк стоит, вдруг захотелось в него залезть… Да, это было сумасшедствие! Временное помешательство. Каждый сходит с ума по-своему… Это что, преступление?

– А разве нет?

– И что мне за это будет? Максимум три месяца ареста.

– Вы имеете в виду три месяца за вандализм? Вы не правы. Вы осквернили мемориал в сговоре с группой лиц, а это уже до трех лет лишения свободы. Три года, а не три месяца. Но вы грубо нарушили общественный порядок, допустив явное неуважение к обществу. Причем совершили это деяние в составе организованной группы, а это уже до семи лет лишения свободы. И вы вполне можете получить этот срок. Достаточно только поднять шумиху, привлечь общественное внимание, вызвать общественный резонанс, и народ потребует вашу голову, Максим Олегович. Если вы не верите, можно попробовать… Хотите?

– Не надо, – сокрушенно сказал Павельев.

– Вы же понимаете, что если мы придадим этот факт огласке, то всплывет и ваша история с этой квартирой, с женщиной, с которой вы сейчас были.

– Это шантаж?

– Нет, просто предупреждение. Прививка, так сказать, от излишней горячности. Вы же, наверное, думаете, что Даниил Васильевич вас защитит. Нет, он вам не поможет…

– Вы думаете, мне больше не к кому обратиться? – скривил губы Павельев.

– Ну, вот, будем считать, что мы обменялись угрозами, – усмехнулся Круча.

– Я хочу одеться.

– Да, конечно.

Павельев признал свою вину, значит, можно было немного ослабить прессинг.

Пока он одевался, Круча осмотрел квартиру. Просторные апартаменты, большая кухня, три комнаты, денег в ремонт и обстановку вбухано немало, что, в общем-то, и не удивительно для человека, который любил и щедро спонсировал свои удовольствия.

Наручники на Павельева больше надевать не стали. Он добровольно сел в машину, и его увезли в отдел. Круча распорядился отконвоировать задержанного к нему в кабинет.

Павельев успел оправиться от потрясения и выглядел уже не так жалко. Костюм дорогой на нем, за стеклами очков – холодный блеск глаз, за маской спокойствия на лице – бурное, но контролируемое движение мысли.

Круча предложил ему место за приставным столом, и он сел, забросив ногу за ногу. И тут же последовал вопрос, который принято называть конкретным:

– Сколько вы хотите?

Павельев глазами показал на стопку стикеров. Круча должен был написать на бумажке требуемую сумму и молча передать ему – так объяснялся его взгляд.

Но Круча обошелся без стикера: сумму он озвучил.

– Восемь миллионов долларов, и закрываем вопрос.

– Сколько?! – ошалело уставился на него Павельев.

– Четыре миллиона в деньгах и четыре миллиона в бриллиантах.

– Это вы о чем? – занервничал Павельев.

– О ком. О вашем старшем брате. Теперь понимаете? – сурово спросил Круча.

– Теперь понимаю, – зыркнул на него задержанный. – Так бы сразу и сказали, что вам от меня нужно… Только я уже сто раз объяснял, что к этой истории не имею никакого отношения.

– Но к ней имел отношение ваш брат.

– Я за него не в ответе… Что случилось, полковник? Кто меня заказал? Или это твоя личная инициатива? На вчерашнем дне хочешь навариться? Так это бесполезно… Были люди, которые пытались спросить с меня за эти дела. Где они, эти люди? И где будешь ты, если не уймешься? – в зловещей угрозе ощерился Павельев.

Взгляд его заледенел, лицо приняло устрашающее выражение – это лезла наружу его звериная натура, спрятанная за лоском гламурного бизнесмена. И сел он, твердо поставив на пол обе ноги, как будто приготовился к хищному прыжку.

– Это угроза, – так же жестко отреагировал на это Круча. А свинца добавлять в свой взгляд он умел.

– И что? – пристально смотрел на него Павельев.

– А то, что претензии к тебе были. Со стороны Ишима претензии, со стороны Мезина.

– Нет их, и никогда больше не будет, – презрительно скривил губы Павельев. – Ни претензий нет, ни их самих.