Ася очень хотела жить, и ей казалось, что только правда могла ее спасти. Потому она рассказала про кладбище, про смерть Егора, а затем и Толика…
– И что теперь делать? – выслушав ее, озадаченно спросил Макс.
Ася думала, что он будет смеяться над ней, глумиться, оскорблять, но ее рассказ привел его в замешательство.
– А что ты сейчас делаешь?
– Выходит, что я тебя спасаю от ментов, – в раздумье пожал Павельев плечами. – Ты же от ментов убегала?
– Нет, просто уезжала. В Крым.
– Да мне все равно, куда ты уезжала… Мне важно знать, где брюлики.
– Какие брюлики?
– Граненые! На четыре миллиона! Егор твой увел их вместе с деньгами.
– Не знаю про них ничего…
– Ну, не знаешь, и ладно.
Макс остановился, сдал назад, развернулся:
– Обратно поедем. В Битово. Я тебя ментам сдам.
– Зачем?
– Затем, что ты преступница. Тебя судить надо. За убийство своего придурка Толика.
– Я его не убивала!
– Вот это ты ментам и расскажешь! А вдруг поверят?
Ася тяжко вздохнула. Не девочка она уже, жизненный опыт за плечами. Этот опыт и подсказывал ей, что не поверят ей менты.
– Да, он говорил мне про камни. Когда умирал, сказал…
– Что сказал?
– Про наколки сказал. В одной наколке деньги, в другой бриллианты.
– Что за наколки?
– На груди у него наколки были. Там крест у него на одной, ангел, мишка с соколом. А еще у него танк выколот был… Он говорил, что такие танки крутым зэкам выкалывают, но я-то знаю, что Егор не был крутым…
– Фуфло он тебе прогнал… Что там за танк был?
– Ну, обычный танк…
– Какой обычный? Обычный немецкий, обычный американский, обычный советский?
– Советский, «Т-34». Он там у Егора на столе стоял. Он сказал, что бриллианты в танке… Танк на столе стоял, ножки там передние длинные, танк на постамент похож. И у нас в парке танк на постаменте стоит, может, бриллианты там?
Макс вновь развернул машину и повез ее к своему брату.
Глава 18
Вкусный квас, ароматный, с запахом черного хлеба. Мелкие пузырьки пенились и, казалось, изнутри насыщали распаренное тело свежестью, а дух – бодростью.
Отличная у Юры Павельева банька, пар в ней особый – мягкий, обволакивающий. Распарилась Ася, разморилась, а холодный квас довел ее до состояния блаженства. Тело чистое, душа будто в космическом покое, сознание дремлет, но проклевывалась мысль, что неспроста Павельев устроил банный день. На Руси так принято – умереть человек должен в чистом. Вдруг одноногий брат Макса собирается ее убить?.. Ася улавливала эту мысль, но не развивала ее. Потому и не беспокоилась. Да и Павельев-старший не казался ей монстром, хотя Макс пугал ее своим братом. Говорил, что с ним не забалуешь. Дескать, ему человека убить, что плюнуть. Да и вид у Юры, честно говоря, далеко не ангельский.
Но чутье подсказывало, что не так страшен Юра, как о нем говорят. Хозяйство у него, и он сам его содержит – не до злодейств ему где-нибудь на большой дороге. А как вкусно он готовит! Не может человек с такими кулинарными способностями быть извергом. И хотя в жизни полно примеров, опровергающих это мнение, Ася желала думать именно так. Где-то вокруг бани бегал страшный Тамерлан, но хотелось верить, что Юра вернет пса в клетку, перед тем как выпустить ее отсюда.
Закутанная в простыню, она сидела в плетеном кресле-качалке. Из парилки приятно пахло горячим деревом и мокрыми дубовыми листьями. Чисто в предбаннике, но в полосе света из окна медленно и беспорядочно двигались, подобно мыслям в ее голове, блестящие пылинки. Влажная простыня просыхает от тепла разгоряченного тела. Состояние полной расслабленности, лень шевелиться. Но так ведь Юра и не гонит ее отсюда, тем более в собачьи зубы. И сам не ломится сюда, хотя мог бы запросто сорвать щеколду, на которую закрыта дверь. Мужик он здоровый, силы в руках много. Да и не только в руках… Но нет, не позволяет Юра себе ничего такого. Не обижает он Асю, не оскорбляет. Макс бы наорал на нее, мог он и ударить, если бы она вздумала играть с ним в молчанку, а его брату как будто все равно. Почти две недели обхаживал ее без всяких претензий на благодарность – кормил, с водой для питья, тела и стирки проблем не было, а ведь ее ведрами носить надо было. А еще нужду она справляла прямо в камере, а это все ему выносить приходилось. Ничего, не привередничал Юра. Иной раз ей казалось, что ему нравилось ухаживать за ней. Он заботился о ней, но при этом не требовал за это благодарности… Не похож он на злодея, но все-таки странный…
В дверь вдруг постучали.
– Кто там? Сто грамм?
– Без ста грамм, – услышала она густой, с прокуренной хрипотцой голос Юры. – Давай, выходи!
– А собака?
– Нет, собаки.
– Значит, она кусаться не будет?
– Нет.
– И я не кусаюсь. Может, сами ко мне зайдете?