Круг

Не договорила. А я впервые через нутро пропустила коровушку и самой глубиной души поняла: Гарька – почти то же самое, что я, только с другой стороны. Жизнь за Сивого отдаст, и будет либо по-моему, либо по ее. Много думала и не могла придумать, чем же я лучше. Ничем. Точно ничем. Уж она людей не подставляла.

– Тебя, Сивый, не вдруг и съешь, – пробормотала я глубоко в ночи, улыбаясь. – Одни вот пробовали, подавились. И вторым поперек горла встал. Выздоравливай поскорее. Поговорить хочу. А кольцо я найду, ты не беспокойся…

– Дома ли хозяева?

Ни свет ни заря разбудил знакомый голос. Разохотило меня спать с тех пор, как минул девятый день и Сивый пошел на поправку. Спала по ночам, как и подобает приличным людям, без задних ног. Потому и проспала осторожные шаги.

– Спишь крепко, стало быть, на душе спокойно. – Потык озорно щерился и кивал в сторону палатки.

– Какими судьбами? – вылезла наружу, спросонья терла глаза и ничего не понимала.

– Восвояси едем. Все распродали, в телеге воздух городской везем. Вот поздороваться решил.

Смотрела на пройдоху и против воли улыбалась. Молодец старик, что заехал. Чей-нибудь добрый взгляд и ласковое слово мне сейчас были нужнее всего.

– Пригласила бы всех в гости, да в моих пространных хоромах и одному тесно, – мотнула головой на шалаш.

– Нечего баловать олухов, – нарочито сердито буркнул Потык, кивая на сыновей, что так и остались в телеге. – Один едва не проторговался, второй чуть покупателей не отпугнул. Цену втридорога задрал, стоило мне отлучиться. Так и жизнь проходит. Где-то подлатал, глядь, в другом месте дыра!

– Тишая видел? – Я усадила старика на лапник у входа.

– Видел. Теперь все десятские кони под ним. У князя в дружине. Не сегодня-завтра в поход выступают – на востоке озорничают. Два десятка уходят, и Тишайка в том числе. Да уж ладно. Пристроил сына к делу, и ладно. Говори, услыхали боги?

Глядит хитро и лукаво, и даже ответ старому не нужен. Сам знает, что услышали. Вон Тишайку в то же утро в дружину определили, да не просто определили, а с руками оторвали. Мне не жаль рассказать, как прошли эти дни. Вот возьму и расскажу.

– Решили подарок ему справить. Рванула в город, пока туда-сюда, ночь наступила. Обернулась к полуночи. Подъезжаю и понять ничего не могу. Вроде наша поляна, а вроде и не наша. Народищу столько набежало, ровно торговый обоз встал на ночлег. Только как-то странно все, голоса звенят натужные, кричат, кое-где оружие дребезжит. Я тихонько спешилась, меч наружу, ушки на макушке, и порскнула вперед.

Потык слушал молча, время от времени кивая.

– Вовремя успела. Представить себе не сможешь, что тут было!

– Может быть, и смогу. – Старик теребил бороду и оглядывал поляну.

– Одного зарубила, когда он собирался прикончить Безрода.

– Кого?

– Ну его… нашего раненого. Ты спроси, откуда они набежали и чего хотели.

– Спрошу по порядку: кто такие, сколько их было и чего хотели? – улыбнулся Потык.

– Нанесло в ночи бродяг. Все калечные да увечные. У кого руки недостает, у кого ноги, у кого глаза, у кого уха. Верховодил ими бывший дружинный, одноглазый. Ни за что не догадаешься, чего хотели!

– А чего гадать? Сама скажешь.

– Кто-то им напел, будто на этой поляне лежит порубленный вой, страсть какой могучий. Мол, сами боги обласкали воя расположением, стоит его съесть, мигом подманишь к себе милость богов. Кто съест глаз – глаз и обретет, кто руку – станет, как прежде, двуруким, кто ногу – встанет на обе. Хотели даже сердце съесть!

– Чего только не услышишь! Но ничего необычного не рассказала, вои до сих иногда едят храбрых врагов. Правда, не целиком. Хватает сердца.

Меня передернуло. Никогда не смогла бы съесть человечину! А ведь кое-где именно поедание сердца врага венчает собой обряд посвящения в вои.

– Интересно другое. – Старик воздел указательный палец, призывая к вниманию. – Кто знает вас в этих краях? Кто мог распустить подобный слух?

– Только Брюст. Но хитрец вряд ли стал бы распространяться о том, что один человек срубил половину его дружины. Грош цена ему и всей охране.

– А ведь в городе я слышал о том, что совсем недавно вои какого-то купца вступили в сражение с ватагой разбойных людишек и посекли их ценой пятнадцати человек. Дескать, лихих было человек пятьдесят. Срединник гудел, ровно улей. Хотели снарядить погоню за остатками и вырубить заразу на корню, да кто-то отговорил. Мол, вражина изведен подчистую. Дескать, трупы сейчас воронье и медведи подъедают. Видно, сам Брюст и отговорил. Кого искать? Он ведь понимает, что к чему.

– Больше никто про нас не знает.

– И все же кто-то знает. – Старик, прикрыв глаза, убежденно закивал.

Из палатки вышла Гарька, заметила Потыка, поклонилась. Старик поклонился в ответ.

– Глядитесь друг на друга, как две волчицы, – усмехнулся глазастый пахарь. – А вон та черта уж больно похожа на межу. Ни дать ни взять поля разграничили.

– Ишь ты, усмотрел! – буркнула я и отвернулась. Того и гляди, еще какое-то время поговорим, и ушлый старик лучше меня расскажет, что с нами было, что с нами будет.