Круг

На воздухе у Киссицкой становился лучше цвет лица, да и прийти на вечер она наметила с опозданием. Слушать дурацкую лекцию о правонарушениях среди подростков и молодежи, на которой настояла Виктория, Оля не собиралась. Пусть там все уляжется, образуется, и тогда войдет ОНА!

Оля Киссицкая постоянно проигрывала оттого, что в центре любого события видела только себя. В зале было жарко, душно, и ей сразу же стало не по себе в плотно облегающем костюме.

Гремела музыка, перемигивались цветные огоньки в лампах на стенах. В парном воздухе, подчиняясь власти ритма, исступленно метались взбудораженные ребята. Появления Киссицкой никто не заметил.

Оля поискала глазами Игоря, но увидела только Машу Клубничкину, танцующую с Огневым. Маша сияла.

В другой раз Оля ни за что не удостоила бы Клубничкину вниманием, но теперь протиснулась к ней, спросила непринужденно:

— Не знаешь, где Холодова?

— Тебе лучше знать, — не прекращая танца, огрызнулась Маша. — Говорят, не хочет зря тратить времени. — И уже насмешливо добавила: — А твой голубок воркует вон там, в углу, возле Дубининой…

Оля похолодела. Изо всех сил стараясь не выдать волнения, не доставить удовольствия Клубничкиной, она выдержала паузу и стала энергично выбираться из толпы.

В углу, куда небрежным кивком указала Клубничкина, чуть привалившись к стене, стояла Олеся Дубинина. Взгляд ее был отрешенным, словно она внутренне отделила себя от диск-жокея, музыки и этого буйного веселья не видимой для посторонних преградой.

Черное платье, совсем простое и вместе с тем изящное, подчеркивало стройность ее фигуры. Украшений Олеся не носила. Ее украшением были золотистые волосы, свободно и легко струившиеся по плечам.

Дубинина никогда не вела оживленных бесед с одноклассниками и, как казалось Киссицкой, едва шевелилась. Но что-то, знать бы что, притягивало к ней мальчишек. И теперь возле нее толпились и Пирогов, и Кустов, расстроенный отсутствием Холодовой, и Попов, и даже — кто бы мог подумать! — Анатолий Алексеевич. В этой компании Киссицкая обнаружила и Машу Кожаеву, она переговаривалась с Анатолием Алексеевичем, смущенно улыбаясь.

Киссицкая приблизилась к ребятам, бросила небрежно: «Привет!», поздоровалась с Анатолием Алексеевичем и сделала вид, что слушает диск-жокея, в музыкальных паузах кратко рассказывающего об ансамблях и исполнителях. Когда он замолчал и снова хлынула музыка, Киссицкая, встав так, чтобы всем хорошо было ее видно, сказала:

— Не очень-то интересно, не знаете, кто это?

— Какой-то сотрудник из института наших шефов, — отозвался Попик. — А что? Мне нравится…

— Ну, лучше, чем ничего… — оценила Киссицкая с добродушием человека, привыкшего чувствовать превосходство. — Но музыка же не возникает сама по себе. Панк-музыка! А кто такие панки?

— А кто такие панки? — передразнил Киссицкую подоспевший Прибаукин, волоча за собой Юстину. Оба они разрумянились от бурных танцев, и счастьем светились их лица.

— Панки, — покровительственно пояснила Киссицкая, — на Западе выступают против общества. Они и в музыке объявляют свою самостоятельность, независимость от остальных. До них выступали хиппи — протестовали против городской культуры, звали в поля. А еще раньше были «сердитые люди», которые бунтовали против своих высокопоставленных родителей…

— Да что ты? — нарочито удивляясь, уставился на Киссицкую Прибаукин, — Какая ты, Цица, у-у-умная! Просто жуть! Даже мурашки бегут по коже! — И другим тоном, резко и с раздражением: — Пошла бы ты… потряслась. Или никто не клеет?..

Оля вспыхнула, но улыбнулась снисходительно:

— Балда ты, Веник!

— Я-то балда, — согласился Веник, — но вот Князь… — Он сделал перед Пироговым реверанс, согнувшись и помахивая у ног воображаемой шляпой. Все заулыбались, а Игорь, услышав, что обращаются к нему, встрепенулся… Но тут Дубинина внезапно произнесла:

— Расстегнулось, — и едва повела рукой в сторону Киссицкой.

— Что расстегнулось? — растерялась Киссицкая.

— Пуговка расстегнулась, — невозмутимо пояснила Дубинина, — На костюмчике. Говорят, ты сало любишь?..

— Ха-ха-ха! — загрохотал Прибаукин, заражая всех своим смехом. — Один ноль в пользу Олеськи.

Оля почувствовала, что она уничтожена. Ей бы повернуться и уйти, но не хватило духу оставить Игоря возле Дубининой. Она презрительно ухмыльнулась и ответила только Прибаукину:

— Ноль — это ты, Веник, — И, не взглянув на остальных, обратилась к Пирогову: — Игорь, можно тебя на минутку?..

Пирогов нехотя оторвался от стены, которую, казалось, продавливал спиною, и, жестом объяснив присутствующим необходимость отлучиться, последовал за Киссицкой.

— Тебя устраивает общество этих куриных мозгов?! — Кися наступала и нервничала, стремясь подальше увести Пирогова.

— Ну, почему куриных? — будто удивился Пирогов, — Там наши друзья, Славик, Попик и даже Анатолий Алексеевич…

— И Прибаукин, — отрезала Киссицкая, — с его пошлыми шуточками. Ты же сам говорил, что он человек не нашего круга.

— Но здесь же общий круг, — отбивался Игорь, — мы же на танцах, а не в салоне.