Круг

Прибаукиной не с кем было оставить грудную девочку — Венькин отчим не пришел из очередного плавания. У Столбовых не получалось вечером вырваться из театра и с киностудии, и они появлялись в удобное для них время. Дубинина-старшая после первого злополучного родительского собрания так обиделась за себя и за свою дочь, что пообещала: «Ноги моей больше не будет в школе!» — и действительно не отзывалась на звонки и записи в дневнике. Самые странные слухи ходили об отце Оли Дубининой. Говорили, он служит в церкви, но кто-то уверял, что это ложь и он корреспондент газеты. Можно бы давно все выяснить, да времени не хватало. В школе ведь не только этот класс, и с другими тоже забот хватает. Родители Кожаевой только через год обещали вернуться из Парижа, брат же всякий раз по телефону вежливо обещал зайти, но ни разу не появился. Мама Юстины Тесли, экстравагантная и неуловимая, постоянно возила по стране иностранных туристов. Ее молодой муж на время ее отсутствия отбывал в собственную квартиру, а отец Тесли мыкался по больницам. Холодовы, в отличие от мамы Тесли, сами отправились в туристическую поездку не то в Японию, не то в Австралию, и к девочкам, Ольге и ее маленькой сестренке, из деревни приехала бабушка. Что скажет бабушка?..

Надежде Прохоровне хотелось не торопясь, спокойно обсудить и обдумать вместе с родителями не совсем обычную ситуацию в классе. Она просила прийти учителей. Рекомендовала Анатолию Алексеевичу рассказать о том, что уже сделано, привлечь родителей к ребячьим походам, кружкам, театру на французском языке, который в дополнение ко всему создавал Лев Ефимович…

Но так, как она предполагала, не получилось. Отец Маши Клубничкиной, полковник, казался крайне взволнованным, но торопился. Он тревожился за судьбу дочери, но ему необходимо было куда-то прибыть к определенному часу. Как упрекнешь военного человека, когда в мире так неспокойно?! Клубничкин попросил слово, как только вошел, сразу же нарушая все задуманное. Ни к нему, а у него оказались претензии. Как можно допускать беспорядки? И где? В школе! Младшие должны подчиняться старшим! Беспрекословно! Незачем потакать их выходкам! Приструнить, потребовать, не распускать!.. Вот дома его Маша никогда ничего себе не позволяет, и только дурное влияние… Наивный человек, счастливый в своем неведении, он не догадывался, как тяготит Машу пребывание в собственном доме. Клубничкин не допускал мысли, что все фантазии его дочери — ее тайное убежище от его однозначных суждений и приказов, не допускающих возражений.

— Не могу понять, — с искренним удивлением и горечью сказал Клубничкин, — почему моя дочь до сих пор не в комсомоле? Мой дед был коммунистом, организовывал первые коммуны, погиб от кулацкой пули. Мой отец был коммунистом, лучшим трактористом в колхозе и погиб в бою, геройски погиб. Я тоже коммунист, и моя жена… Я не могу допустить, чтобы моя дочь… Почему она плохо учится?! Что она, неспособная? Я этого не замечал… — бросил вызов и удалился, довольный собою и уверенный в своей правоте.

Надежда Прохоровна и слова не успела вымолвить, вслед за Клубничкиным поднялась Попова. Она тоже была обеспокоена. У нее рос вполне благополучный сын, тихий, прилежный мальчик. Отличник. Товарищи доверили ему возглавлять комсомольскую группу. Не понятно, почему же они не слушают ее сына? Не хотят выполнять его поручений? Шумят на уроках? Прогуливают? Мешают тем, кто хочет учиться? Разве нельзя навести порядок?..

Все родители в большинстве случаев недовольны были другими детьми, вообще некими «трудными подростками». У своих хоть и признавали кое-какие недостатки, все же считали их вполне неплохими, милыми и способными…

Когда зашла речь о дерзкой выходке Холодовой, о ее угрозах и сердечном приступе Виктории Петровны, неожиданно для всех слово попросила бабушка. Та самая, о которой директор школы подумала: «Что скажет бабушка?» Поднялась и уверенно сказала: