В зале проносится гул, и несколько сотен учащихся оборачиваются на голос.
– Ты стоишь тут и притворяешься, что сочувствуешь Элиасу! Да ты же сама издевалась над ним!
Ида застыла от неожиданности. Но тут вмешалась директриса.
– Линнея… – начала она.
Но Линнея уже шла по проходу между рядами к сцене, продолжая при этом говорить:
– В восьмом классе Эрик Форслунд, Робин Сеттерквист и Кевин Монсон обстригли Элиасу волосы… – Линнея подходит ближе к сцене, где стоит судорожно вцепившаяся в кафедру Ида. – …всю голову выстригли, клочками. Поранили кожу. А ножницы им дала ты, Ида! Ты! Я видела своими глазами. И вы все тоже видели, вы, жалкие двуличные твари!
С задних рядов, где сидели школьные неформалы и альтернативщики, послышались одобрительные возгласы.
Ида наклоняется к микрофону.
– Очень плохо, что над Элиасом издевались, – говорит она неестественно тонким голосом. – Но то, что ты говоришь, неправда.
Все дальнейшее происходит настолько быстро, что никто не успевает среагировать. В одну секунду Линнея оказывается на сцене и приближается к Иде, которая наконец отцепляется от кафедры и делает шаг назад.
– Линнея! – в панике кричит директриса.
Сейчас случится что-то ужасное, думает Ребекка. Этого нельзя допустить. Этого нельзя допустить ни в коем случае.
В следующее мгновение раздается скрежет. Металлическая балка, к которой прикреплены софиты, отрывается. И с грохотом обрушивается на кафедру, а с нее сваливается на пол как раз между Линнеей и Идой. Разлетаются осколки разбитых ламп.
Шум микрофона зашкаливает, все затыкают уши, но вот наконец вахтер выдергивает шнур. И наступает тишина. Звенящая тишина. Все замирают. И молчат.
Линнея и Ида смотрят друг на друга не шевелясь. Ида проигрывает безмолвную дуэль. Она сбегает со сцены и ищет защиты у своих друзей, сидящих на первом ряду.
Шум снова нарастает. Директор пытается что-то сказать Линнее, но та спускается в зал и бежит к выходу.
Ребекка смотрит на пыль, которая до сих пор кружится в воздухе. На осколки стекла, рассыпанные по дощатому полу.
Это сделала она.
Мысль, конечно, безумная, но это правда. Именно она это сделала. Поверить в такое невозможно, но это было. И случилось у всех на глазах.
– Успокойтесь! – кричит со сцены директор. – Сначала выходят первые ряды. Потом все остальные. Собираемся на школьном дворе.
Ребекка не может оторвать взгляда от металлической балки. Она никогда не верила в сверхъестественные силы. Никогда не воспринимала всерьез истории про привидения и предсказания гороскопов.
Но сейчас сомнений быть не могло. Она
Анна-Карин покидает актовый зал одной из последних. Она сидела в последнем ряду, в самом конце зала, чтобы никто ее не заметил. Это было особенно важно сегодня, когда она решила оставить Пеппара дома. Или, скорее, Пеппар сам принял такое решение. Анна-Карин взяла его, чтобы положить в карман, однако он вырвался из ее рук, шмыгнул под диван и сидел там, пока не пришло время идти на автобус.
Это огорчило и напугало ее.
Анна-Карин всегда легко ладила с животными. Они любили ее. Так было всегда.
Но в последние дни все пошло наперекосяк. Пеппар. Мамин голос, который вдруг пропал и до сих пор не вернулся. Странные сны, запах гари в волосах. Хаос на сцене определенно с этим связан.
Анна-Карин в задумчивости спускается вниз по лестнице и выходит во двор. Через просветы в толпе она видит, как к флагштоку подходит вахтер. Чуть поодаль стоит директриса. Ее лицо напряжено.
Флаг медленно поднимается вверх, потом снова скользит вниз, но где-то на полпути замирает и так и остается приспущенным.
Гимназисты несколько минут стоят, не зная, что делать дальше. Некоторые снова начинают плакать, но после драмы, разыгравшейся в актовом зале, слезы кажутся неискренними. Директор что-то говорит, и ближние к флагштоку ряды разворачиваются и начинают двигаться по направлению к школе. Теперь на очереди беседы с учителями и психологами. «Очень важно не упустить время и выявить чувства, вызванные этой ситуацией», – сказала в своей речи директор. Как будто неприятные чувства можно легко вымести прочь, как мусор со школьного двора.
Анна-Карин смотрит на флаг.
Бедняга Элиас, думает она. Но у него хотя бы были друзья, похожие на него.
У Анны-Карин никогда не было своей компании. Не было пристрастий к определенной музыке или к особому стилю. В ней вообще не было ничего особенного.
– Эта идиотка Линнея…
Голос справа кажется знакомым. Анна-Карин смотрит туда и видит Эрика Форслунда. Рядом с ним стоят Кевин Монсон и Робин Сеттерквист. Те самые, которые напали на Элиаса с ножницами. Те, кого Линнея только что разоблачила перед всей школой.
– Ну она у меня попляшет!
Остальные кивают. Анна-Карин внезапно чувствует прилив злости. Она пристально смотрит на них, и наконец Эрик Форслунд замечает ее. Впервые за много лет Анна-Карин встречается взглядом с Эриком. В последний раз она смотрела ему в лицо в первом или во втором классе, когда еще не знала, что жить нужно не поднимая головы, что только так можно выжить.
– Чего уставилась, Потник? – шипит он.