«Никогда еще эта фраза не была столь уместна», — подумал Сервас. Он теперь не был уверен, что любил когда-то реальную девушку. Он посмотрел на силуэт дома за деревьями по другую сторону ограды, почувствовал, как возвращается боль, открыл дверцу, выбросил окурок и вышел.
Он шел по аллее, шумно хрустя подошвами по гравию. Марианна не спит. Сервас понял это, увидев, что входная дверь открыта. Шесть утра, вокруг все тихо, а дверь нараспашку.
— Я здесь, Мартен.
Голос прозвучал с террасы. Он прошел через комнаты, глядя на ее силуэт на свету. Она стояла спиной к нему, уставившись на неподвижное озеро, в котором, как в зеркале, отражались растущие на другом берегу деревья и небо. Первозданный покой. Даже трава на лужайке в этом чистом свете казалась зеленее обычного.
— Нашел ответы, которые искал?
Вопрос был задан отрешенным — чтобы не сказать равнодушным — тоном.
— Пока нет. Но я уже близко.
Она медленно обернулась и посмотрела на него. У нее было усталое, измученное лицо, глаза покраснели, щеки запали, волосы висели, как сухая пакля. Во взгляде Сервас прочел только боль: эта женщина не была похожа ни на Марианну, которую он любил в молодости, ни на женщину, с которой недавно занимался любовью.
— Юго освободят, — сообщил он.
В глазах Марианны появился лучик надежды.
— Когда?
— Судья подпишет ордер сегодня утром. Завтра, не позже, он выйдет.
Марианна молча кивнула. Сервас понял, что она не хочет радоваться раньше времени и поверит своему счастью, только когда обнимет сына.
— Я говорил с Франсисом. Вчера вечером.
— Я знаю.
— Почему ты мне ничего не сказала?
Сервас посмотрел Марианне в глаза. Бездонные, зеленые, изменчивые, как лес вокруг озера. Ее лицо оставалось спокойным — но не голос.
— О чем? О том, что я наркоманка? Ты правда думал, что я выложу всё только потому, что мы перепихнулись?
Грубое слово и вызывающий тон задели его за живое.
— Что именно сказал тебе Франсис?
— Что… ты начала принимать наркотики после смерти Бохи.
— Вранье.
— ?..
— Франсис, судя по всему, побоялся сказать тебе
— Какую правду?
— Я впервые попробовала наркотики в пятнадцать лет, — сказала она. — На вечеринке.
Он был потрясен. Пятнадцать лет… Они еще не были вместе, но знали друг друга.
— Я всегда считала чудом, что ты ничего не замечал, — добавила она. — Сколько раз я приходила в ужас от мысли, что ты узнаешь, что кто-нибудь тебя просветит…
— Наверное, я был слишком молод и наивен.
— Конечно. Но кроме того, ты меня любил. Как бы ты отреагировал, узнав?
— А ты меня любила? — спросил Сервас, не отвечая на ее вопрос.
Она бросила на него гневный взгляд, и он на мгновение увидел перед собой прежнюю Марианну.
— Не смей во мне сомневаться.
Он печально покачал головой.
— Наркотики… Франсис уже тогда снабжал тебя? Как… как я мог быть так слеп? Ничего не замечать… все то время, что мы были вместе…
Марианна подошла так близко, что он увидел каждую морщинку у ее рта и в уголках глаз, все затейливые узоры ее радужек. Она прищурилась, вглядываясь в его лицо.
— Так вот что ты подумал? Думаешь, я бросила тебя только из-за этого? Из-за… наркотиков? Так ты обо мне думаешь?
Мартен увидел, как ее глаза полыхнули черным огнем. Гнев. Ярость. Злоба. Гордость… Ему вдруг стало ужасно стыдно. Стыдно за то, что он сейчас делал.
— Чертов идиот! Прошлой ночью я сказала тебе правду: Франсис всегда готов был выслушать меня, а ты блуждал где-то далеко, терзался чувством вины, тебя мучили воспоминания о прошлом. Быть с тобой значило жить с призраками твоих родителей. С твоими страхами и кошмарами. Я больше не могла, Мартен. В самом конце тень в тебе возобладала над светом… Это было выше моих сил… Я старалась, Господь свидетель, я очень старалась… Франсис оказался рядом, когда я больше всего в этом нуждалась… Он помог оторваться от тебя…
— И доставал наркотики.
— Да.
— Он манипулировал тобой, Марианна. Ты сама сказала — это единственное, в чем он талантлив. Он воспользовался тобой. Против меня.
Она подняла голову, и он увидел ее ожесточившееся лицо.
— Знаю. Когда я это осознала, то захотела причинить ему боль, ударив по слабому месту — гордости. И бросила его. Дала понять, что он для меня — ничто, что так было всегда. — Ее голос звучал бесконечно устало, сломленно, виновато. — А потом появился Матье. Он меня вытащил. Матье ничего не знал и считал меня чистой, безупречной. Бохе удалось то, чего вы оба сделать не сумели. Он меня спас…
— Как я мог спасти тебя от того, о чем понятия не имел? — возмутился Сервас.
Она пропустила его замечание мимо ушей и отвернулась к озеру.