Круг

Она прочла текст — и тут же перечитала снова, пока окончательно не вникла в суть слов. Крепко зажмурилась и сконцентрировалась. Открыла глаза, прочла переписку Мартена с сотрудниками парижской группы и испытала настоящее потрясение: возможно, Гиртмана видели на автостраде Париж — Тулуза, когда он ехал на мотоцикле. Она открыла прикрепленный к письму файл с размытой, нечеткой фотографией с камеры наблюдения на пункте уплаты дорожной пошлины… Высокий мужчина в шлеме на мотоцикле «Сузуки» протягивает руку в перчатке к окошку кассы. Лица под шлемом не разглядеть. Следующий кадр — высокий блондин с бородкой в солнечных очках расплачивается за товар в супермаркете. Куртка явно та же самая: на спине — орел, на правом рукаве — маленький американский флаг. Циглер поежилась. Этот человек — Гиртман или просто похож на него? Есть что-то знакомое в манере держаться, в форме лица… Ирен старалась сдержать нетерпение и жгучее желание опознать в незнакомце Гиртмана: нельзя делать скоропалительных выводов.

Гиртман в Тулузе…

Ирен вспомнила, как они с Мартеном пришли в блок «А» Института Варнье: здесь содержали самых опасных «постояльцев», и потому меры безопасности были беспрецедентными. Она присутствовала при начале разговора, пока Гиртман не захотел остаться с Мартеном наедине. В тот день что-то произошло, она это почувствовала. Все почувствовали: между серийным убийцей и сыщиком возникла связь (подобная той, что существует иногда между великими шахматистами или литературными грандами). Гиртман и Сервас словно бы принюхивались, чтобы получше узнать друг друга. О чем они тогда говорили? Мартен не стал распространяться на эту тему. Ирен точно помнила, что, как только они вошли в двенадцатиметровую палату, швейцарец и Сервас сразу завели разговор о звучавшей из плеера музыке, кажется, о Малере (Циглер и Моцарта не отличила бы от Бетховена, но так сказал Мартен). Общение преступника и полицейского напоминало поединок уважающих друг друга боксеров-тяжеловесов. Все остальные ощущали себя сторонними наблюдателями.

«Я… скоро снова свяжусь с вами и сообщу, какие у меня новости. Не думаю, что они вам понравятся, — но уж точно заинтересуют».

Циглер охватила дрожь. Что-то происходит. Что-то очень нехорошее. Она выключила компьютер, перешла в спальню и разделась, собираясь лечь, но ее мозг продолжал лихорадочно работать.

Вторник

Интермедия 2 Решение

У нее было детство.

У нее была жизнь, наполненная веселыми и печальными событиями. Жизнь, напоминавшая соревнования по фигурному катанию с обязательной и произвольной программой. Тут она была лучшей. У нее была жизнь, похожая на миллионы других жизней.

У нее была память как у всех — то ли альбом с пожелтевшими фотографиями, то ли нарезка кадров из любительского фильма, снятого на восьмимиллиметровую пленку и хранящегося в круглой пластмассовой коробке.

Прелестная белокурая девчушка, строившая замки из песка на пляже. Девочка-подросток — красивая, соблазнительная, чьи локоны, взгляд с поволокой и рано развившиеся формы тревожили покой взрослых мужчин, друзей ее родителей: им приходилось делать над собой усилие, чтобы не замечать смуглых коленок, упругих бедер и бархатистой кожи. Озорная умница, гордость отца. Студентка, встретившая мужчину всей своей жизни — молодого, блестящего, печального. У него был большой рот и неотразимая улыбка, он рассказывал ей о книге, которую писал. Однажды она осознала, что мужчина ее жизни никогда не избавится от груза прошлого, а она не победит его призраков.

А потом она его предала…

Именно так. Ей хотелось плакать. Предательство. В языке нет слова печальней, мрачнее, омерзительней. Для жертвы и для предателя. Или — как в данном случае — предательницы… Она свернулась клубком на голом неровном полу своей непроглядной могилы. Возможно, это расплата? Неужели бог наказывает ее, выбрав орудием психопата, что живет в этом доме? Месяцы в аду — кара за предательство? Она это заслужила? Разве хоть один человек на земле заслуживает такого? Она даже худшему врагу не пожелала бы и сотой доли…