Круг

— Все гораздо сложней, чем тебе кажется, малыш, — сказал он. — Хорошо, что в тебе уже проснулась жалость, — это свидетельствует о сложности сигнальных линий. Но ты ведь и сам знаешь, что не о жалости, а об уважении к разуму говорится в наших законах. Ибо, в конечном счете, разумным нужна не жалость, возникающая у сильного по отношению к слабому, а любовь и уважение, объединяющие равноправных и двоякодышащих. Поэтому у нас сейчас выбора нет. Биороботы пройдут через страдания, чтобы добыть необходимую нам информацию. В ней — оправдание их лишений: и невзгод, их слабости и нашей жестокости, их смерти и нашего полета… Страдания этих жалких существ, о которых догадываешься ты, — лишь капля в море. Биороботов ожидают бесчисленные болезни и быстрое изнашивание организма, когда накопленные помехи и дефекты превращают остаток короткой жизни в сплошное страдание, а впереди, вместо надежды, — лишь последняя судорога мучений. Но самое страшное для них заключается в том, что из симфонии сигналов, которую слышим мы, они узнают только несколько нот. Главной азбукой их сигнальных систем служат сигналы боли, о которых нам известно пока лишь теоретически. Но именно эта азбука отпечатается на их позвонках прежде, чем мы расшифруем ее и извлечем уроки. Я согласен — это ужасно, но только такой путь ведет к постижению Смысла бытия, и нам нельзя отклоняться от него. Всякое отклонение — это просто потеря времени и сил, ведущая к большей и большей жестокости. Пройдет еще немало времени, прежде чем твои диоды пропустят мысль в обратном направлении и ты постигнешь правоту Мыслища. Но когда-нибудь ты обязательно поймешь ее, ведь уже сегодня в тебе зреет зерно самостоятельного мышления на зависть этим безымянным олухам, твоим товарищам. А это, как известно, величайший дар во Вселенной, ведущий к новым крупицам Знания. Ты заслужил имя, и отныне все будут называть тебя Диодо-Мятежник.

Тотчас бумы бросились поздравлять нового Именитого.

Пустота вокруг мятежника заполнилась любовью и уважением коллектива. Каждый старался придумать поздравление позаковыристее и подлиннее, и все они были искренними, ведь ни один безымянный бум не знает наперед, кто может стать его начальником…

2

Прошло много тысячелетий, прежде чем они вернулись на планету. К этому времени у Диодо-Мятежника (который уже давно перестал быть мятежником) накопились сотни заполненных до отказа блоков мозга, несмотря на то, что запоминающими ячейками в них служили атомы. Эти блоки хранились в памятеке звездолета, и когда Диодо-Мятежник вставлял их все в специальные гнезда, имеющие прямые контакты с мозгом, его голова становилась гораздо больше туловища. Впрочем, все сразу они почти не были нужны.

Звездолет облетел планету по круговой орбите. Космонавты готовились к посадке. Диодо-Мятежник ваял из памятеки тот блок, где хранились сведения о пребывании в этих краях. Он вставил его в свободное гнездо на своей голове. Щелчок означал, что блок стал на место и крючки плотно зашли за выступы. Затем усилием воли космонавт включил блок, ставший теперь продолжением его памяти, и нахмурился, так как в мозг хлынули воспоминания юности, и Диодо-Мятежник на секунды почувствовал себя вспыльчивым и упрямым Бумом-Восьмым, выступившим против Именитых из-за биороботов. А вспоминать это было неприятно. Во-первых, теперь бы он никогда не позволил себе ничего подобного, никаких глупостей. А во-вторых — и это самое главное — проклятый блок как бы возвращал его к времени, когда он был всего-навсего безымянным бумом.

Диодо-Мятежник настороженно оглянулся и подозрительно посмотрел на своих друзей: не заметили ли в нем перемен? Но их лица и позы были прежними — бумы подключались к приборам, прослушивающим пространство.

Каждое мгновение приносило им новые удивительные вести. Биороботы превзошли все ожидания своих создателей. Вокруг планеты вращались сотни искусственных спутников с городами-лабораториями на них, а приборы звездолета не успевали расшифровывать радиопередачи.

Наконец радист доложил, что звездолету предлагают сесть на космодром, расположенный на искусственном спутнике. Фотонно-Непревзойденный выразительно глянул на Бесшовно-Бесшабашного, и тот понял его взгляд. Он подключил свой мозг к регулятору двигателей, задавая наилучший режим для спуска.

От вибрации у Диодо-Мятежника глубоко в теле зазвенели линии сигнальных систем. Это раздражало, и он усилием воли выключил большую часть органов. Включил он их, когда звездолет сел на космодроме, выпустив четыре суставчатые ноги. Бесшумно и в строгой очередности открывались люки.

От времен безымянности Диодо-Мятежник сохранил не очень-то много качеств, но запасной блок из памятеки все же возбудил в нем прежние резвость и нетерпение. Миллионнолетний бум выскочил из звездолета подобно школьнику первой ступени и… застыл, как простой железный столб, не в силах от изумления вымолвить и слова.