Круг

Не доезжая до Тесинского, Аланов увидел древние курганы, насыпанные над древними захоронениями. Он машинально принялся считать. их, подобно тому, как считал шаги в тюрьме.

Уже в самом Тесинском, подъезжая, к волостному правлению, ямщик опросил с улыбкой:

— Сколько курганов насчитал?

Аланов удивленно взглянул на него, подумал:

«Оказывается, тут знают даже мысли ссыльного, вот в какие края забросила меня судьба!»

— Почему ты об этом спрашиваешь? — спросил он ямщика.

— Хе-хе, все ссыльные здесь курганы считают, больше глазу зацепиться не за что: лес давно вырубили, только кустарник остался да вот эти курганы…

— Ну-ну, смотри за лошадью! — прикрикнул на ямщика полицейский.

Конвоир сдал Аланова в волостное правление под расписку и ушел по своим делам.

Писарь долго изучал бумаги Аланова, что-то куда-то записывал, потом дал прочесть инструкцию о том, как должен вести себя ссыльный, и велел расписаться.

— Теперь найдите себе квартиру и живите. Если в нарушение инструкции отлучитесь в город, это увеличит срок вашей ссылки, — сказал писарь.

— По закону вы должны выдать мне восемь рублей пособия, — напомнил Аланов.

— Знаем, мы законы хорошо знаем, — недовольно отозвался писарь. — Вы сначала найдите квартиру…

— У меня и трех копеек нет, как я пойду искать квартиру? — возразил Аланов.

— Это нас не касается.

— Вы не имеете права задерживать выплату мне пособия. Есть предписание центральных властей…

Писарь перебил горячую речь Володи:

— «Центральная власть»! Ну и чудак! С местной властью следует считаться! У нас есть возможность показать вам, на что способна местная власть! Не таких образумливали!

Ямщик, который присутствовал при этом разговоре, вынул трубку изо рта, подошел к Аланову и сказал дружески:;

— С ними, сынок, лучше не связывайся.

Между тем писарь запер свой стол и вышел в другую комнату.

Ямщик продолжал:

— Э-эх, сынок, уж коли попал в такое место, нужно себя вести как положено.

Аланов опустился на скамейку, потер лоб, ничего не ответил.

— Я, сынок, немало таких, как ты, повидал, такие дела наперед знаю, потому и не уехал обратно, решил подождать, что будет…

«Помочь мне хочет или обмануть как-нибудь?» — по-думал Аланов, вслух спросил:

— Ты, дедушка, говори прямо, что тебе нужно?

— Видишь, кровь-то у тебя какая горячая, торопишься очень, так не годится. Тридцать лет тому назад, когда мы только переселились сюда, знавал я одного такого же горячего ссыльного. Так ведь не вытерпел он, нет, не вытерпел — через год сгорел. Сибирь, сынок, не дои родной… У тебя родственники-то есть ли?

Аланов взглянул в добрые глаза старика и почему-то вспомнил Моркина.

— Близких нет, сирота, — ответил он.

— В таком случае тебе еще терпеливее надо быть, сынок. Ведь тебе никто ни деньгами, ни добрым словом не поможет. А чужие люди на твои злые речи станут злом тебе платить, тут и голову потерять недолго.

— Есть очень хочется, — вздохнул Володя, — у тебя, дедушка, нет ли хлебца в тарантасе? Вон уж сторож собирается правление закрывать. Куда я денусь?

— Айда со мной, устрою тебя на квартиру.

— Правда?

— Конечно, правда.

— Вот спасибо, дедушка! А вдруг хозяин квартиры потребует задаток? И тебе бы надо заплатить, да нет у меня-ничего…

Аланов снова приуныл.

Когда, выйдя из правления, усаживались в тарантас, старик сказал:

— Ты не думай, что я ради денег стараюсь. Просто жаль мне тебя, такого молодого. Хозяин квартиры с тебя сейчас никаких денег не спросит, потом отдашь. Он человек хороший, много не возьмет…

Только через неделю Аланова начала отпускать дорожная усталость. Первые ночи он спал беспокойно, кричал во сне, так что хозяйка, испугавшись, стала закрывать его в комнате на замок.

Время шло. Вот уже и снег прикрыл грязную землю на улице. Хозяин дома, где жил Володя, сделал завалинку вокруг дома, подлатал худые стены сарая, починил ступеньки крыльца. Во всех этих трудах Володя помогал ему. Зато хозяйка стирала Володе белье, пекла ему хлеб, принося муку от лавочника.

Однажды Аланов получил от одного приятеля-семинариста посылку с книгами, среди других там оказалась брошюра «О чуме», переведенная на марийский язык.

Хозяин квартиры, раскрыв эту книгу, спросил с удивлением:

— Ты разве не русский?

— Почему ты так думаешь?

— Книга-то не русская.

— Верно, книга марийская. Я мариец крещеный.

— Что еще за мариец такой? Мордву знаю, вот старик, который тебя привез, мордвин.

— Русские нас «черемисами» зовут, слыхал?

— A-а, так вот кто! Слыхал-слыхал, сюда в прошлом году ходоки из Вятской губернии приходили, искали землю незанятую, вот они черемисами себя называли.

— Ну и как, переселились?

— Нет, куда-то на север подались.