Буквально через несколько секунд в комнату ворвалась целая толпа во главе с миссис Эртон. Переступив порог, экономка и прибежавшие на шум девушки тут же замерли, расширившимися глазами обводя учиненный здесь погром.
— Леди Кендол? — Опомнившись первой, экономка подошла ко мне, стараясь при этом не наступать на разбросанные по полу осколки. — Бог мой, у вас кровь…
Я несколько заторможенно опустила взгляд на свои руки, и только теперь ощутила пробирающую до костей боль. Несколько осколков разного размера впились в кожу, рукава платья покрыли бордовые пятна, а по локтям стекали тонкие струйки крови.
— Пойдемте со мной, — тронув меня за плечо, мягко проговорила миссис Эртон и без перехода велела прибежавшей Оливии: — Немедленно наведи здесь порядок и займись подготовкой новых покоев для леди Кендол. А вы, девушки, немедленно расходитесь по своим комнатам! Через два часа жду всех в малой гостиной.
Под причитания подоспевшей Бекки меня отвели на кухню, куда тут же принесли миску чистой воды, небольшие щипцы и бинты. Удалять стекло взялся Виктор, присутствие которого я заметила, лишь когда он сел рядом и взял меня за руку.
Физическая боль от порезов была ничем в сравнении с испытанным мною ужасом, но даже он постепенно проходил. Должно быть, осталось совсем немного до того, как я совсем утрачу способность бояться. Когда живешь в постоянном страхе, терзаемая набирающими силу кошмарами, постепенно к ним привыкаешь.
— Так не может больше продолжаться, — расслышала я приглушенный голос миссис Эртон, обращающейся к вошедшему в кухню Дженкинсу. — Я сегодня же предупрежу девушек, чтобы без лишней надобности не выходили из своих комнат.
— В этом нет смысла, — бесстрастно отозвался тот. — В поместье нет места, где можно от них скрыться. С каждым днем держать их под контролем ему становится все сложнее. Что-то притягивает их и служит им подпиткой.
Я едва удержалась от замечания о том, что для нас, живущих в поместье девушек, призраки представляют не самую страшную угрозу. Смотря на обрабатывающего мои раны Виктора, чувствуя, как аккуратно он прикасается к поврежденной коже, я испытывала к нему неприязнь. Для чего он проявлял заботу и участие, если рано или поздно все равно собирался убить? Такое лицемерие поднимало волны возмущения, и я ничем не могла его оправдать. Приносить в жертву жизни двенадцати девушек во имя воскрешения давно умершей жены — больше чем просто преступление. Когда любят — отпускают или живут светлыми воспоминаниями, а если чувства толкают на совершение смертельного греха, это уже не любовь. Скорее навязчивая идея или болезнь, отравляющая сознание и душу.
Впрочем, имела ли я право его судить? О любви знала крайне мало, чтобы о ней рассуждать. Оглядываясь назад, я понимала, что в своей жизни ни разу не любила по-настоящему, и страх от этого, пожалуй, был самым сильным из всех. Даже детские чувства к родителям было сложно назвать любовью. К дяде и его семье я оставалась холодна, а о влюбленности знала лишь понаслышке.
Осознав, что уже несколько минут сижу неподвижно и смотрю в одну точку, я слегка помотала головой и тут же вздрогнула оттого, что Виктор коснулся болезненного участка раны.
— Потерпите, сейчас пройдет, — произнес он, легко подув на порез и поймав мой взгляд.
По коже отчего-то пробежала дрожь, и я вовсе не была уверена, что ее вызвал до сих пор не отпустивший меня холод. Виктор намочил чем-то ватку и приложил ее к порезу, после чего принялся аккуратно его перебинтовывать. Его пальцы были теплыми, а кожа такой мягкой, что просто не могла принадлежать человеку, зарабатывающему на жизнь физическим трудом.
— Вот и все, — произнес он, закончив перевязку. — Скоро о царапинах вы даже и не вспомните.
— О царапинах — возможно, — не отводя взгляда, согласилась я. — Но не о том, что сегодня случилось. Может, вы потрудитесь объяснить хотя бы это?
Последний вопрос я адресовала не только Виктору, но и всем присутствующим, желая посмотреть, какие оправдания они придумают.
Незамедлительного ответа, как и ожидалось, я не получила, но миссис Эртон заверила, что вскоре все объяснит. Когда спустя оговоренное время все девушки собрались в малой гостиной, она предупредила нас о том, что не следует выходить из своих комнат по ночам, а также днем без крайней на то необходимости.
— Но почему? — тут же вскинулась Виола. — Я требую, чтобы вы сейчас же объяснили, что произошло сегодня в комнате Амины! И если не потрудитесь этого сделать, я тут же собираю вещи и отсюда уезжаю!
После ее слов в комнате повисла напряженная пауза. Все присутствующие, в том числе и сама Виола, прекрасно понимали, что выполнить угрозу она не сможет. Для нас создавалась видимость свободы и уважения, но по сути мы являлись не более чем пленницами как обстоятельств, так и лорда Баррингтона.