Круг Матарезе

Русский кивнул и с невероятным трудом запустил руку себе под рубашку. Неожиданно он медленно вытащил пистолет и протянул его Брэю.

– Он чувствует себя прекрасно, – прошептал Брэй, улыбнувшись, и опустился на колени, чтобы взять оружие. Затем приподнялся и придвинулся к самому уху Василия. – Ты не можешь доверять этим коммунистическим ублюдкам! Все подготовлено очень тщательно. У нас люди вокруг дома, и, кроме того, я обеспечил взрывные устройства для поддержки. У меня доказательства их вины. На эти доказательства они и готовы совершить обмен.

Ветеран КГБ еще раз покачал головой. Затем вдруг глаза его расширились, он жестом приказал Скофилду наблюдать за его губами.

– Пожар… Всегда… Пожар.

Брэй перевел на английский то, что прочел по артикуляции русского.

– Ты имеешь в виду огонь? Пожар?

Талейников кивнул, затем попытался воспроизвести другие слова, но, кроме какого-то шипения, ничего не выходило. Губы его складывались в: «Зажигание… пожар».

– Ты не понял, – сказал Брэй. – Мы прикрыты.

Талейников словно рассердился. Он с трудом поднял руку к губам, приказав слушать его. Жестом показал, словно держит сигарету.

– Сигарету? – спросил Скофилд.

Тот кивнул. Брэй вынул из кармана пачку вместе со спичками. Талейников отмахнулся от сигарет и взял только спички.

Дверь открылась, и охранник сообщил:

– Мистер Гвидероне ожидает вас. Эти будут ждать здесь, пока вы закончите разговор.

– Хорошо бы так и было! – Скофилд поднялся на ноги, пряча пистолет под плащ. Он взял Антонию за руку и пошел с ней к двери. – Я скоро вернусь. И никто не сможет нас остановить.

Николас Гвидероне сидел за столом в библиотеке. Он был большеголовый, абсолютно седой, с бледным лицом в старческих веснушках и морщинах. Но глаза сияли, темные и влажные. В нем было что-то от гнома, и на ум невольно приходило прозвище «пастушок».

– Не пересмотрите ли свой график, а может, и свои планы, мистер Скофилд? – поинтересовался он высоким, дребезжащим голосом. Было такое впечатление, что он говорит не дыша. Слушать его было тяжко еще и потому, что он не смотрел на собеседника, а сидел уткнувшись в бумаги. – Сорок минут – это ничтожно мало, а мне надо сказать вам очень много.

– Вы сможете сказать мне все это в другой раз. На сегодня расписание остается прежним.

– Понятно! – Теперь он взглянул на Скофилда. – Вы полагаете, мы делаем ужасные вещи?

– Я не знаю, что вы сделали.

– Да, конечно же, вы знаете. У нас было целых четыре дня, мы не теряли времени, беседуя с русским. Но говорил он лишь под действием определенных препаратов, которые мы давали ему. Оказывается, вы обнаружили мощную сеть компаний, опутавшую мир, словно цепями. Вы считаете, что мы финансируем различные террористические формирования. Отчасти вы правы. Сомневаюсь, что есть хоть одна группа фанатиков, которая бы не кормилась из наших рук. Вы до всего додумались, но не поняли, зачем нам это? Истина у вас на кончиках пальцев, но она ускользает от вас.

– У меня?

– Да. Русский проговорился под воздействием препаратов. Это слово принадлежало вам, Скофилд. Это слово – «паралич». Правительства должны быть парализованы, и ничто так не способствует достижению этой цели, как хаос.

– Хаос?!

– Именно хаос! – повторил старик. Его черные глаза светились, как прожекторы. – И когда хаос станет повсеместным, когда армия и полиция будут бессильны, когда никакие танки и деньги не в состоянии будут исправить ситуацию, появятся люди разума. Период насилия закончится, и мир сможет вернуться на круги своя.

– Ядерная зима?

– Этого я не говорил. Я имею в виду контроль над миром. У нас есть для этого люди.

– О чем вы толкуете, мистер Гвидероне?

– О правительствах, которые мы заставили перейти к нам с помощью террора и наших агентов, работающих уже во всех странах. Мы контролируем. До двадцати процентов правительств в Германии, Италии и Японии уже под нашим контролем. Во многих странах мы поддерживаем террористические организации. Правительства должны прекратить свою деятельность, ибо в противном случае грядущий век не настанет. Правительства государств планеты, насколько нам известно, уже не являются жизнеспособными механизмами. Они должны быть заменены.

– Но кем? Чем?

Старик понизил голос. Теперь он звучал завораживающе:

– Мы выведем племя правителей-философов. Они не будут заботиться о равноправии цветных или о свободе мысли и вероисповеданий. Их будет волновать лишь продуктивность человеческих существ. И вклад этих существ в дело развития цивилизации.

– О боже! Вы говорите о сверхчеловеках и наднациональном правительстве!

– Это беспокоит вас?

– Нет, если бы я входил в такое правительство.

– Очень хорошо. – Гвидероне усмехнулся, оскалившись, как шакал. – Это совсем другое дело. Среди нас есть такие, кто был уверен, что вы поймете. Вы увидите новое сообщество, вы узрите будущее.

– Если захочу и сделаю этот выбор.

– Ну, на выбор времени не остается. И не всем будет дано выбирать.

– Предположим, кто-то не захочет самовоспроизводиться, или как там вы это называете?

– Значит, он получит меньше наград за меньший вклад.

– А кто будет решать это?