Круг недоверия

Тони дали трехдневный отпуск. В первый день он напился, на второй — страдал от головной боли, на третий — от бессильной злости. Все, кто участвовал в испытаниях, были добровольцами, и подвергать их смертельной опасности — это уж слишком. Теоретически он, конечно, мог бросить все к чертям, когда ему заблагорассудится, но он-то знал, чем это ему грозит. Оставалось одно: согласиться с этой нелепой идеей. Пройти все, что от него потребуется. Но после испытаний он поговорит с полковником по-свойски.

На врачебном осмотре он встретился со своим новым напарником Эллом Мендозой. Познакомились они еще раньше, на теоретических занятиях. Подавая друг другу руки, оба думали об одном: что их ждет? Двое — экипаж. Жизнь одного зависит от навыков и решимости другого.

Высокий, худощавый, Мендоза был полной противоположностью приземистому крепышу Тони. Хладнокровие Тони, иногда кажущееся медлительностью, восполнялось нервной напряженностью Элла.

Если Элл выдержал все испытания, значит он кое на что годится. Как только начнется полет, нервозность Элла скорее всего пройдет.

После осмотра они, как обычно, надели летные костюмы и пошли в другое здание.

Вход в мощный куб здания был открыт, и они ступили на лестницу, ведущую в космический корабль. Врачи уложили их, сделали инъекции, симулирующие состояние невесомости, и вскоре космонавты забылись сном.

Пробуждение сопровождалось обычной слабостью и вялостью. Куда уж натуральнее… Тони подошел к зеркалу и подмигнул отражению. Он никак не мог отделаться от страха, что однажды такой тренировочный полет окажется настоящим полетом на Марс. Логика подсказывала, что армия не отказалась бы от такой блестящей рекламы. Представление что надо! И поэтому он так нервничал в начале каждого «сухого» полета.

Тони переборол слабость, огляделся. Во время испытании нельзя терять времени. Необходимо проверить приборы. Элл сидел на койке. Тони махнул ему рукой.

В то же мгновенье ожил приемник. Сначала слышались только посторонние шумы, потом их заглушил голос офицера-тренера.

— Лейтенант Бенермэн, вы уже проснулись?

— Так точно, сэр.

— Одну секунду, Тони, — сказал офицер и забормотал что-то — очевидно говорил с кем-то стоящим рядом. Потом отчетливо донеслось: — Отказал один из вентилей; давление превышает расчетное. Примите меры, пока мы не снизим давление.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Тони и отключил микрофон, чтобы вместе с Эллом посетовать на показное «трудолюбие» своих воспитателей. Несколько минут спустя приемник снова затрещал.

— Порядок, давление нормальное. Продолжайте.

Тони показал своему невидимому собеседнику язык, прошел к соседнему отсеку Повернул рычаг, желая сделать видимость четче.

— Ну, на этот раз по крайней мере все спокойно, — сказал он, увидев красноватые отсветы.

Вошел Элл, заглянул ему через плечо.

— Да здравствует Стьюхэм! В прошлый раз, когда «погиб» мой напарник, все время дул жуткий ветер. А сейчас, похоже, атмосфера неподвижна.

Они тоскливо уставились на знакомый красноватый ландшафт, затем Тони отправился к приборам; Элл достал из шкафа скафандры.

— Сюда, скорее!

Элла не требовалось звать дважды. Стоя у контрольного пульта, он следил за указательным пальцем Тони.

— Резервуар с водой! Судя по указателю, он заполнен только наполовину!

Они сняли щиты, преграждавшие доступ к резервуару. Тоненькая струйка ржавой водицы текла по его крышке. Вооружившись фонарем, Тони протиснулся к резервуару и осветил трубки. Его голос звучал в тесном отсеке резко и отчетливо:

— Черт бы побрал Стьюхэма с его фокусами: опять его проклятые «аварии при посадке». Лопнула соединительная трубка, вода просачивается в изоляционный слой. Никак нам до нее не добраться, разве что мы разломаем полкорабля? Подай-ка мне склейку, я замажу отверстие, пока мы не сможем взяться за ремонт.

— Впереди — месяц засухи, — пробормотал Элл, изучая показания других приборов.

Первые дни не отличались от начала прежних испытаний. Они водрузили флаг и принялись переносить приборы. Наблюдательные и измерительные приборы были установлены за три дня; затем они вытащили из корабля теодолиты и начали делать съемку. Несколько дней спустя стали собирать образцы местной фауны.

И тут они впервые обратили внимание на пыль. Тони с трудом пережевывал какую-то подозрительно зернистую порцию еды и тихо ругался: проглотить можно было, лишь обильно запивая еду водой. Проглотив, он оглядел аппаратную.

— Ты уже заметил, как здесь пыльно?

— Как не заметить! Мой костюм так запылился, что стал похож на муравейник.

Они впервые отчетливо уяснили себе, как много пыли в корабле. Все — и волосы, и костюмы, и еда — покрылось красноватым нале том. Пыль скрипела при каждом шаге, куда ни ступи.

— Мы сами заносим ее сюда, на себе, — оказал Тони. — Давай будем перед входом в корабль отряхивать друг друга.