Круг обреченных

Конечно, малолетки его сдали, злобно думал Саня, сидя в тесной, забитой людьми камере. Мысли вспыхивали в измученном ломкой мозгу вразнобой и тут же расползались, как тараканы. Вон, мент уже двумя статьями стращает: перевозка и распространение наркоты, да еще и склонение к употреблению. До десяти лет. Ну, это мы еще посмотрим. Пусть докажут сначала. Хотя Дела-то, если честно, хреновые. Кастрюлька с остатками варева ушла на экспертизу. Еще и кровь взяли на анализ. И у Лельки и у него. Хотя права никакого не имеют насильно обследовать. Да разве с ними, суками, поспоришь? Сегодня вторые сутки на исходе. Должны или выпустить, или предъявить что-нибудь.

Лелька говорила, что у ее матери брат двоюродный в ментовке работает…

— Петров, Самойленко, Чиладзе, Афанасьев, Дементьев, — прочитал по списку возникший в камере контролер, — все на выход.

Саня и не заметил, как дверь камеры открылась. Суетливо задергавшись, он вместе с остальными кинулся к выходу.

На улице, около здания гормилиции, курили несколько мужчин. Они с напряженным вниманием разглядывали вдыхавших сладкий воздух свободы нарушителей правопорядка.

— Кто из вас Самойленко? — окликнул один из этой группы.

От мужиков исходила явная угроза. Санек, стараясь не спешить, обогнул здание.

— А вон тот, что за угол завернул, — доложил , кто-то из сокамерников.

Саня кинулся прочь, юркнув в первый же двор, который, к счастью, оказался проходным. Выскочил было на улицу, но его настигли, втащили обратно, сбили с ног.

— Ногами его, ногами. Руками не трогайте!

— Сука! Ты что с детьми нашими сделал?

— Убью, убью! — истошно кричал один из мужиков.

Удары сыпались со всех сторон: Саня съежился, закрывая голову руками.

Но чей-то кованый ботинок достиг его виска.

* * *

Когда он очнулся, было уже темно. Он лежал в глубине двора, за выступом стены. Слышались голоса проходивших через двор людей. Саня попробовал подняться. Резкая боль вспыхнула во всем теле. Он застонал и рухнул, размазывая по лицу кровь. Подняться удалось с пятой попытки. Он еще долго стоял, прислонясь к стене. Затем медленно двинулся, петляя незнакомыми переулками.

Дом Лелькиной матери находился в частном секторе. Обычный одноэтажный домишко, утопающий в зелени сада. В окнах горел свет. Саня проскользнул в калитку. Загремел цепью и угрожающе заворчал огромный пес.

— Пират, свои, — почти шепотом проговорил Саня.

Цепь снова загремела. Пират забрался в будку. Саня легонько постучал в Лелькино окно и тут же отступил в тень яблони. Створки окна распахнулись, высунулась льняная Лелькина голова.

— Саня, это ты? — негромко спросила она, вглядываясь в темноту. — Санечка, что с тобой? — запричитала Лелька. В льющемся из окна свете лицо Санькино казалось еще более изуродованным.

— Ништяк, — хрипло пробормотал он. — Бери башли, ширево и выходи. Кофту надень какую-нибудь. Холодно.

— Санечка, кто тебя так?

— Потом причитать будешь. Я на улице подожду. Давай по-быстрому, слышь?

— Ага. Я сейчас. Я через окно.

Молодые люди почти бегом двинулись по пустынной вечерней улочке.

— Чего это они меня выпустили?

— Это я, Санечка! — испуганно тараторила Лелька. — Мамаше пригрозила, что, если она дяде Мите не позвонит, я вены вскрою и Машку порежу. Она и испугалась. Позвонила. А он сказал, что и так отпустят. Сегодня банду какую-то взяли, так места нужны в КПЗ. Потом… Эксперт у них заболела, которой кастрюлю и шприц на анализ отдали. Отправили все в облцентр. Так что ответа нет еще.

Дядя Митя так и сказал, что, мол, если бы ответ был уже, тебе бы обвинение предъявили. А так… У тебя подписку взяли о невыезде?

— Конечно. А то бы они меня не отпустили…

— Ага. У меня тоже. Дядя Митя сказал матери, что мне статья светит. Все против нас показания дали, представляешь? Они тебя днем потому и боялись выпускать-то. Тут шухер такой по всему городу… Родители у ментовки стояли.

Человек двадцать. Тебя ждали. Меня мамаша в комнате заперла, будто я прокаженная. Саня, у Хорька вправду вирус обнаружили. Тут такое творится…

Мамаша орет, чтобы я из комнаты не выходила, к Машке не прикасалась. Не нужна я им. Куда я теперь без тебя? Кто тебя избил, Санечка? Менты?

— Какая разница…

— Я боюсь, Санечка! Что с нами будет? Мы же все вместе кололись. А докторица говорит…

— Она-то вообще молчать должна, сука!

— Ну кто здесь будет молчать? Все друг друга знают. Может, шепнула кому из подруг. У нее учителка школьная в подружках. И понеслось. Так врачиха говорит, что в Николаеве эпидемия СПИДа. Значит, это мы привезли? Так, что ли?

Дядя Митя сказал, что, если ты больной, они не знают, как тебя и содержать-то.

Со всеми или ; отдельно. Он мамаше сказал, что лучше бы тебя вообще не было. А мамаша сказала, что лучше бы и меня не было. Вот так. Я боюсь, Санечка.

— Подожди, не вой. Башли взяла?

— Ага. Все при мне. Я боюсь, Санечка!

— Не вой. Ширево взяла?

— Да. Все, что осталось. У нас немного осталось-то, Санечка.

— Давай зайдем куда-нибудь. Хреново мне. Они так и брели по узкой улочке среди цветущих каштанов.