Читаем Круг общения полностью

Агонистический обмен задействован в риторике споров и диспутов, изобилующих словесными «подношениями», которые, несмотря на различия во взглядах, нельзя ни отвергнуть, ни опровергнуть. В рамках словесного агонистического обмена принципы и убеждения становятся «культовыми объектами», аксессуарами ритуала. Ритуальный характер спора не позволяет разрешить его во внеритуальном пространстве. «Истец» и «ответчик» могут склонить чашу весов в свою сторону только ценой «жертвоприношения».


2. Культура, культ и унификация идей

Несмотря на идеологические разногласия, культура и культ продолжают копировать друг друга. Особую роль здесь играют ритуалы цитирования и ссылок, в которых задействованы имена известных людей. Каждый такой ритуал – это акт символической дефекации, практикуемой в академических текстах с целью разметки территории или чтобы заручиться поддержкой влиятельных авторов (authority-makers), чаще всего покойников. Именные реликты (des noms du père) образуют цепочки, пронизывающие символический космос. Цепочки складываются в гирлянды, укомплектованные звеньями с повышенной плотностью сублимированного «отцовства». Они захламляют бессознательное, превращая его в посудную лавку и распространяясь на все, с чем (или с кем) мы в данный момент идентифицируемся – будь то авторы значимых текстов, институции, структуры власти, моральные принципы, этнический антураж, религиозные догмы или любые другие формы идентичности, за которыми закреплено имя или название. В Écrits170 такое хождение по мукам идентификации определяется как transfer – перенос представления о самом себе с одного звена символического отцовства на другое.

Избыточное упоминание имен – не только копрофилия. Это еще и обряд, состоящий из двух частей: (1) подношение в виде упоминания имени символического отца; (2) упование на ответный дар, гарантирующий повышение статуса или престижа. В академическом мире традиция взаимного цитирования – родовое правило (tribal rule). Однако никакого альтруизма здесь нет, как нет и чувства профессиональной ответственности. Во-первых, цитирование и упоминание друг друга в библиографии и сносках – взаимовыгодный обмен171. Во-вторых, это делается в расчете на симпозиумы и конференции, куда их организаторы, процитированные в недавно опубликованной статье, не забудут пригласить и ее автора. То же самое относится к манускриптам, которые академические издательства рассылают коллегам (апологетам и оппонентам) автора для вынесения приговора (peer review): даже в случае оправдательного вердикта количество поправок, изменений и добавлений, исходящих от арбитров, настолько велико, что в конечном счете публикация превращается в продукт коллективного творчества. Похожие тенденции (применительно к институтам власти) Юрген Хабермас назвал «рефеодализацией публичной сферы»172. Сказать, что это – потлач, было бы полуправдой. Активность, связанная с публикациями статей и участием в конференциях, оборачивается увеличением зарплаты, а издание книг повышает академический ранг автора. Короче, круговая порука в университетской среде – это смесь клановой экономики с рыночной173.

В письме, посланном в августе 2012 года, профессор Джин Фишер, критикуя идею peer review применительно к журналу «Третий текст», пишет, что академический контроль над унификацией идей фактически противоречит не только темпераменту авторов журнала, но и «самому духу подлинно-исследовательских практик». По словам Фишер, которая в 1990-х годах была редактором этого журнала174, молодые авторы, печатавшиеся в «Третьем тексте», не могли рассчитывать на благоприятную реакцию со стороны их академических наставников и коллег, однако именно эти статьи легли в основу докторских диссертаций, которые позднее стали частью академического дискурса. «Учитывая, – резюмирует Фишер, – что отзывы, рекомендующие или не рекомендующие текст к публикации, – это арена для своекорыстных академических сутенеров (self-serving pimps), у меня нет уверенности в объективности их оценок»175.

В российских академических кругах «поставки агонистического типа» еще не вполне соответствуют западным образцам. По-видимому, из-за того, что их труднее конвертировать в денежные знаки. Казалось бы, замедление темпов конвертирования создает благоприятную почву для пролиферации «неразменных» ценностей, однако каждый такой триумф омрачен перспективой стагнации. Стагнация – призрак, рыщущий по лабиринтам академического гетто, отчужденного от внеположных ему рынков сбыта. Нарушения ритуального кодекса становятся общим местом, причем даже на уровне упоминания текстов коллег в сносках и библиографии: замалчивание и игнорирование происходят как раз на этом уровне. Либо из-за отсутствия профессионализма, либо по причине аррогантности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии