Круг Осени

На ступенях стояла невысокая тоненькая девушка в синей тунике. Она была совсем еще ребенком, с худеньким, не сформировавшимся те-лом, темноволосая, коротко подстриженная, в легких сандалиях. На поясе ее висел короткий меч в потертых ножнах, и командир авесты знал, что никто, включая его, не может противостоять этой девушке в бою. Это была Годри, Страж Идрая, личный телохранитель божественного повелителя. Ее тренировали с самого рождения, и в свои пятнадцать лет она была лучшим воином в северных пределах и носила на безымянном пальце перстень Юпитера. И уж она-то имела право покарать неверную жену своего пове-лителя…

Командир авесты сделал два шага и, опустившись на колени, скло-нил перед Стражем голову, подставляя шею под удар.

— Это моя вина, — сказал он спокойно.

Годри положила руку на рукоять меча, но медлила. Женщина, не из-дав ни звука, вдруг бросилась прочь. Годри проводила ее взглядом и скри-вила губы. Убрав руку с меча, она взяла легионера за подбородок и вздер-нула кверху, разглядывая его лицо.

Это было лицо далеко не соблазнителя. Худое, загорелое до черноты, с впалыми щеками, со шрамом на лбу. Серые глаза смотрели с легкой ус-талостью. Чем-то он напоминал Годри ее первого наставника. Сердце ее чуть сжалось.

Годри отвела взгляд.

— Она не стоит тебя, — сказала Годри наконец, — Если бы она любила тебя, она вступилась бы за тебя, ведь ее вина больше, чем твоя. Найди себе другую… Завтра тебя переведут на границу. И береги себя там, она вовсе не стоит того, чтобы из-за нее умирать.

— Что… — голос его сорвался, — Что с ней будет?

— Ничего.

— Спасибо, Страж.

Годри слегка усмехнулась и ушла. А командир авесты долго стоял так на коленях, с опущенной головой, полностью опустошенный.

24 сентября 2000 г.

3. Заказное убийство.

Шорох дождя в лесу нельзя спутать ни с чем. Тихий звук ударов ты-сяч капель о тысячи листьев… Ястреб любил дождь. Он любил нежные холодные прикосновения дождевых капель, запахи влажной земли и ли-стьев. И этот тихий шорох… Дожди приносили холод, промокшая одежда уже не согревала, дороги раскисали, превращаясь в грязное месиво, но че-ловеческая душа не может руководствоваться только практическими инте-ресами, и Ястреб любил дожди — просто любил.

Ночью ударили заморозки, но к утру погода переменилась, и пошел дождь. Ястреб проснулся под неумолчный шорох капель, и несколько ми-нут он еще лежал, подставляя лицо дождю. Пахло прелью и мокрой зем-лей, грибами и — более тонко, почти неощутимо — напитавшимися влагой листьями и корой деревьев; запах этот, слегка пряный, напоминал запах испитого чая. На многие лиги вокруг не слышно было ничего, кроме шума дождя, — ни птичьего свиста, ни звериного топота. В воздухе висела сы-рость. В миг своего пробуждения Ястреб не думал и не помнил о том, что ждало его впереди; он был словно вне времени, — почти не чувствуя своего закоченевшего, промокшего тела, он вместе с тем ощущал все вокруг так ясно и четко, как недоступно обычному восприятию. Каждую крупинку земли, каждый опавший листок чувствовал он, слышал падение каждой капли, различал каждый запах. Такое с ним бывало, правда, не часто, но все же бывало: восприятие его вдруг обострялось тысячекратно, и он слов-но растворялся в окружающем мире.

Но потом он вернулся к реальности. Сел, провел рукой по спутан-ным мокрым волосам, поскреб многодневную щетину. Пришла пора идти дальше.

После блужданий по распаханным полям Ястреб выбрался на доро-гу: две наезженные колеи не оставляли сомнений в ее существовании. Яст-реб страшно измучился: запинаясь о борозды, он непрерывно падал. Сей-час, выбравшись на дорогу, он озирался, машинально отирая покрытое грязью лицо и уже не соображая, куда ему идти и что делать. Послышался шум едущей телеги, он приближался, и Ястреб, сгорбившись, охрипшим голосом затянул:

— Люди-и… Помогите-е…Люди-и…

— Эй, что с тобой? — откликнулся грубый голос.

Иззябшими руками Ястреб нащупал мокрый борт телеги.

— Я слепой, потерялся, третий день блуждаю, доведите до жилья, не бросайте, Бога ради, — забормотал Ястреб, привычно горбясь, втягивая го-лову в плечи и стараясь принять вид по возможности более жалкий, не сознавая того, что и так он был и жалок, и страшен сверх всякой меры и что, любой, увидевший его, скорее побрезговал бы ему помогать.

От телеги пахло мокрым сеном.

— На телегу не посажу, а так — держись, — сказал, наконец, хозяин те-леги, — До города недалеко.

— Благослови вас Бог, — хрипло пробормотал Ястреб.

Он плелся за телегой, опустив голову, еле переставляя ноги, и в го-лове его было совсем пусто — как обычно бывает после долгого голода. День еще только приближался к полудню, а он уже так устал. Ноги, сту-павшие по ледяной грязи, совсем потеряли чувствительность. Ястреб слов-но дремал на ходу, ни о чем не думая, ничего не вспоминая, а дождь все шел, барабанил по плечам и спине, выстужая и без того замерзшее тело, но он все же приносил душе успокоение. Даже душе профессионального шпиона и диверсанта, о котором ходили легенды по всем северным преде-лам.