Круг почёта

Ленту от медали я намотал на кулак — так и ходил, помахивая увесистой железякой. Учитывая мою недюжинную физическую силу, врезать этой штукой можно было славно. Попадись мне сейчас какой-нибудь вампир, ох, бы я его угостил по черепушке! Серебришком. Но вокруг были только свои, ребята-горнолыжники — косились на кистень, жали мне свободную руку и делали вид, что очень рады. Будто забыли — у меня отношения с серебром похлестче, чем у самого отпетого вурдалака. Я серебряных медалей не то что внутрь не приемлю, а просто видеть не могу… Бедная Машка не знала, куда деваться со своим золотом — вроде бы триумф, а за меня обидно. Фактически это ведь я Марию силком на первое место затащил. Или пинками загнал. Для себя трудился, дурак.

Хорошо еще, что заключительную пресс-конференцию назначили на воскресенье, после финала «Даунхилл Челлендж». Был шанс хоть немного отдышаться и поверить, что жизнь все равно удалась.

Ага, удалась… Не успел я спрятаться в номере — пришел тренер. «Паш, тут какое дело. Звонила твоя мама, там у вас… Не очень хорошо. Мы с ней посовещались, она сказала — пока не беспокойте парня. Вот…» — телефон протягивает. «В чем дело?» — «Отец в больнице и что-то еще, я толком не понял». — «Давно она звонила?» — «В понедельник вечером. Извини». — «Да нормально, я же понимаю». Старик потоптался в дверях, буркнул что-то насчет «любая помощь, все устроим» и исчез. А я набрал мамин номер, и уже через несколько минут навеки себя проклял за тупое стремление к золотому дублю и кругу почета. Если бы не мое безумное желание всех уделать и победить, тренер с матерью не стали бы играть в конспирацию. Они хотели создать мне идеальные условия для победы, о которой я так мечтал. А получилось — лишили возможности маневра. Конечно, знай я, в какую яму ухнула моя семья, разговор с Бояном оказался бы совсем иным. К черту всякие рыцарские штучки-дрючки, плевать на совесть, зато у меня на счету лежало бы около полумиллиона юро за дубль — три сотни, да еще спонсорская премия. Плюс те двести с гаком, что я взял на предыдущих этапах — и текущие проблемы уже были бы решены.

Отец мой влетел в большие неприятности. Думаю, он и сам бы вывернулся — папуля всегда это умел. Но то ли у папки нервы сдали в неподходящий момент, то ли еще что. Короче говоря, он заехал в банк, а на обратном пути выскочил на встречную полосу и смялся в лепешку о грузовик. И теперь очень медленно выкарабкивался из реанимации. Маме пообещали, что жить, ходить, ругаться матом и все такое отец сможет. Наверное, она это приключение безропотно пережила бы, не начни ей прямо в больницу названивать разные весьма озабоченные люди. Один банк, другой банк, потом вообще налоговая инспекция. Мама нашла отцовского адвоката. «Как, ты разве не знала?» — деланно удивился тот. В принципе, отец не был особенно виноват — его просто немец-партнер очень крупно подвел. Но выходить из ситуации папа стал некорректно и, главное, никого не предупредив. Брать кредит, чтобы отдать кредит, это всегда немножко обман. А с налогами мухлевать обман уже настоящий. От налогов уходить надо, а не обнулять внаглую доходы. И настал день, когда папочку взяли за шиворот сразу все, кому он задолжал, включая государство. А он поехал еще куда-то деньги занимать — и врезался.

Конечно, все кредиторы готовы были ждать. Что ж они, звери? Половину долга немедленно — а там разберемся. Даже налоговики соглашались «подвесить» штраф и ограничиться пока взиманием того, что папочка от казны утаил. «Держись, мам, — сказал я. — Деньги есть. Сколько нужно?» Тут-то мне и стало дурно. Поставить на ноги папулю обошлось бы тысяч в сто. И пятьсот нужно было отдать сразу в погашение долга, чтобы заморозить надвигающиеся судебные процедуры. Помощи ждать — неоткуда. Многочисленные папины друзья-коллеги, такие же авантюристы, как назло, сидели без гроша. На текущем счете болтались жалкие ошметки, семейный бизнес оказался давно заложен и перезаложен. Это называется — отдали деньги в руки самому активному и оборотистому члену семьи. Вот он и обернулся. Активно. Черт! Раньше я у папули таких деструктивных способностей не наблюдал. Видимо, кризис среднего возраста сказался, который теперь как раз наступает у мужчин лет в пятьдесят. Смешно, но я не разозлился. Был уверен, что если отца починить, он свое отработает с лихвой. Не чужой же человек учил меня всю жизнь: видишь проблему — ищи решение, оно есть.