Круг замкнулся

— Тогда уж откровенность за откровенность: мой шелковый платочек из Китая однажды торчал из кармана у совершенно чужого человека.

— Подумаешь! — презрительно фыркнула она.

— Учти, я сам видел.

— Подумаешь! — еще раз фыркнула она. — Тоже мне нашелся!

— Уж коли так, могла бы вернуть его мне.

— Верну, верну!

— Да нет, я вовсе не требую, — надулся он. И поскольку она молчала, продолжил: — Это как же так? Сперва ты дала платочек ему, а теперь пойдешь забирать? Очень хорошо! Иди, иди, и лучше всего вечером, а то и ночью, когда у него дежурство.

— Ну ладно, перестань об этом, сделай милость. Ты ведь помнишь, что ты моя первая любовь?

— Молчи, Лолла, я имею полное право говорить об этом.

— Конечно, имеешь, но да не зайдет солнце во гневе вашем.

Солнце и впрямь не зашло в их гневе. Лолла как-то исхитрялась всякий раз уладить дело. Но в сердце у старого Бродерсена засела заноза, он заметно сдавал и вообще больше ничего не стоил. Он снова отыскал старых дружков. У них было заведено относиться к нему с почтением, как к человеку о двух сберегательных книжках. Но и дружки за это время переменились: одни завидовали, другие злорадствовали.

«Что это ты вдруг ни с того ни с сего оженился? — спрашивали они. — И как же ты управляешься ночью? Не слишком ли она молода для тебя?» Хуже всех был Кьербу, самый старый из них и вдобавок совсем беззубый. «Я тоже подумывал о переменах в жизни, — говорил Кьербу, — но тогда мне понадобился бы заодно и домашний священник. А тебе он, часом, не нужен?»

— Ничуть, — отвечал Бродерсен, вставая с места.

— Куда же ты? Давай посидим, поболтаем.

— Да нет, я уж лучше пойду.

— Что-то ты заважничал с тех пор, как женился.

— Ничего я не заважничал, — затравленно отвечал Бродерсен, — просто у меня нет больше сил слушать твои глупости.

Он пошел на кладбище к двум своим могилкам. Не то чтобы он вспомнил своих покойниц, но все равно он прополет травку и подметет увядшие листья. На это уйдет какое-то время, да и со стороны красиво выглядит. Впрочем, это занятие ему не помогло, досада не проходила, и тогда он обратился к Армии спасения. И это был не худший выход, он стал религиозным, что влечет за собой мир и добрые дела, он сжег старую колоду карт, с помощью которой показывал фокусы, втайне прочитывал застольную молитву и отказался от многого на этой грешной земле. Просто удивительно, до чего он сдал за последнее время.

Абель же так и не отвечал.

Тогда он сказал Лолле:

— Мне бы надо перевести Абелю деньги за его моторку.

— Надо, — сказала она.

— Ты не сделаешь это?

Лолла и тут оказалась на высоте. Деньги банк переведет по первому требованию. А сколько надо перевести? Пусть только даст ей записочку для банка, чек, другими словами.

— Но не забудь получить у них квитанцию.

— А как же.

Дело было сделано. Хорошо избавиться от денег, которые грех оставлять себе.

Может, следовало бы рассчитаться и с семейством Робертсенов за все разы, когда его потчевали там гороховым супом и другой едой, за все разы, когда он задаром набивал трубку у штурмана. Но когда штурман пришел и потребовал от него поручительства, это другое дело, это грабеж средь бела дня, тут он ни за что не подпишет.

Вообще-то оказалось не так уж и плохо иметь при себе жену. Если вдуматься, всего лучше, что она уберегает его от низких соблазнов и, напротив, не начинает подтягивать чулки, когда он глядит на нее. Лолла содержала квартиру в порядке: пол чистый, зола вынесена, кровать застелена. Раньше ему приходилось самому заботиться о еде и прочих жизненных потребностях, а теперь эта обязанность отпала, не говоря уж о том, насколько дешевле обедать дома. И для каждой трапезы на столе была тарелка с ножом и вилкой где положено, а раньше приходилось по очереди доставать все из ящика. Иногда Лолла и впрямь была очень мила, подстригала ему волосы и бороду, чем избавляла от расходов на парикмахера. В общем много всяких любезностей оказывала, особенно если учесть, что она, может, была не так уж и не права, когда говорила, что он никуда не годится. Спорить трудно. Но он с каждым днем усыхал, вот и сердце работало плохо, и по осени, когда он подцепил инфлюэнцу, в нем все меньше и меньше оставалось от капитана Бродерсена. Как-то днем он вообще не встал с постели.

— Напиши Абелю, — сказал он.

Она написала Абелю.

— Я ведь переслал ему деньги за моторку?

— Все в порядке, — ответила Лолла.

— А квитанция где?

Она достала бумажку и показала ее капитану. Но то была самая обычная квитанция, свидетельствующая об уплате денег: числа такого-то получена такая-то сумма — вот что стояло на бумажке, да только сумма эта поступила в зачет по фальшивой расписке.

Он кивнул, что вот, мол, деньги уплачены Абелю и все по справедливости.

— Доктора не позвать? — спросила Лолла.

Он замялся:

— Мы ведь знаем, что со мной, — просто небольшой грипп. Не стоит беспокоить доктора. Почитай-ка лучше в «Лечебнике для моряков» про порок сердца.

Читать она не стала, а вместо того, накинув пальто, сказала:

— Я вернусь через несколько минут.

И, подоткнув вокруг него одеяло, ушла.

Вернулась она с доктором. Инфлюэнца. Рецепт. Наставления.