А жена была простая девушка из городка, может, даже чересчур простая, кое-чем занималась — когда за деньги, а когда и даром, смотря по настроению. Но по большей части она держалась за того, кто стал ее мужем, и вначале они ничего друг против друга не имели, совершенно ничего. Они даже по обоюдному согласию слегка ударились в религию. Но когда пила встала и недельная зарплата не поступила домой, многое разлетелось на куски, с ней теперь невозможно было поладить, а она то же самое думала о нем. Вот он собрался поохотиться на чистиков, ему обещали место в лодке, мужчины скинулись на бутылку и еще на кое-что в придачу. Но жене, которую он никогда с собой не брал, очень не понравилась вся эта охота с бутылкой.
Он спросил, как бы желая уточнить обстоятельства:
— Значит, мой картуз намок?
— Сам видишь.
— Ты нарочно подложила его под малыша, чтобы я не мог его надеть.
— Ха-ха-ха, конечно же нет.
Стоило ли смеяться в такую минуту? Он вдруг напялил мокрый картуз на голову жене и придавил сверху.
— Ха-ха-ха, — сказал и он.
Она ни капельки не испугалась, она прыгнула на него и начала царапаться. Поступать так тоже не следовало, а уж тем более чертыхаться, это при ее-то набожности. Потом она смазала его картузом по лицу и завопила дурным голосом. Дальше, как говорится, некуда.
Он пошел в угол, где стояло ружье, вроде как осмотреть его. Но он молчал, и это было самое ужасное. Нет на свете ничего длиннее и тоньше оружейного ствола, так что внутри у нее даже что-то булькнуло.
— Господи! — пролепетала она.
Вот это уже был другой тон, и он понял, что для нее это беда. Тут она увидела, как он направляет дуло к себе, чтобы свести счеты с жизнью. Но свести счеты он мог, только если она поможет ему нажать на крючок, а нажимать она не хотела, никак не хотела, напротив, она подскочила к нему и отшвырнула ружье.
— Ты чего это надумал! — закричала она. — Да отожму я твой картуз и высушу над плитой за одну минуту.
Что он должен был отвечать? Ничего. Но ружье он отставил в сторону и стал ждать, когда она управится.
Во всех семейных домах разыгрывались баталии, не было больше ни субботней выплаты, ни вообще никаких доходов. До сих пор муж и жена вполне ладили друг с другом и с детьми, прилично одевались, имели пальто и плащ, часы и обручальные кольца. А тут все исчезло, и в умах воцарилось смятение. Они бранились, они кричали из-за любой чепухи, причем именно когда им следовало быть особенно ласковыми и нежными, они ковырялись в прошлом и находили друг у друга столько грехов, что впору выметать метлой. Ну а дети, разумеется, слушали.
Вот и у Алекса в доме дела обстояли скверно. Немного спустя после того, как Алекс потерял работу, он как-то вечером напился и начал бранить Лили за ее распутство. Он долго терпел, но больше молчать не станет. С тех пор как некий тип, не сумевший сдать экзамен на капитана, вернулся в город, Лили опять словно сбесилась и бегает за ним, как распутная девка, и все, кто их ни встретит, чуть ли не плюют при виде Лили, вот, мол, какая липучая баба. Интересно, будет этому когда-нибудь конец или нет?
Лили ни в чем не признавалась и ничего не отрицала, она просто заметила, что не понимает, о чем он. Хотя вполне могла бы понять, не так уж и трудно. Она была отнюдь не Божье чадо, скорее уж не знающая удержу бесовка. Нежная Лили после многих лет добропорядочного супружества лишь теперь пробудилась для эротических услад. Все, что до этого было терпеливым исполнением обязанностей, — лишь тупой долг и покорность, зато теперь она просто не знала удержу. Она предавалась любви часто и чудесно и отнюдь не скрывала, что с ума сходит по этому занятию.
Самое любопытное, что никто о том не догадывался. В домах, где бывают люди, их не встречали, никто никогда не застукал их в лесу, а пробраться в церковь они не могли. Оставалась единственная возможность: каботажное судно «Воробей», уж не там ли? Этот маленький белый корабль, который швартовался в порту каждый второй вечер после двухдневного перехода, вполне мог оказаться тем райским садом, где они могли укрыться. Но бывали ли они там на самом деле? Немало людей поглядывало на «Воробья», сам Алекс, и Лолла, и дочери таможенника Робертсена, и многие другие, кто хотел отравить им удовольствие, но ни разу никто их там не обнаружил.
Алекс пошел еще дальше, он начал выражаться по-книжному ради самоутверждения:
— Ты, значит, не понимаешь, о чем я веду речь? Я веду речь о некоторых субъектах, так и не сдавших экзамен на капитана, теперь поняла? Может, теперь ты соизволишь меня понять?
Алекс пьян.
Лили улыбается и делает гримаску.
— Кроме того, я говорю о младенце, — говорит он и указывает на младшенькую. — Сперва его не было, понимаешь, паскуда, не было, и все тут. А потом младенчик спустился с неба, и сразу стал ангелом в твоих глазах — поняла? Но я ли ниспослал тебе этого ангела?