— Он думает, что может запугать меня, но только пусть не надеется.
Жена, несколько обеспокоенно:
— А по-другому уладить дело нельзя?
— Я любого из них загоню в угол, — сказал Робертсен, выхваляясь перед женой.
— Уведи домой своего ненормального мужа, — сказал Абель, — его скоро арестуют.
Жена Робертсена сникла и зарыдала:
— Но, Абель, ты ведь не захочешь принести нам несчастье? Девочки сидят дома при спущенных шторах и не смеют выглянуть на улицу.
Робертсен, упрямо:
— Не стой и не реви посреди улицы, слышишь? Я лицо общественное, и меня все знают.
— Ты же не причинишь нам такое зло, Абель, у тебя ведь не каменное сердце!
— Я вас проучу.
— Я все время говорила, что это добром не кончится, — причитала жена, свирепо глядя на мужа.
— А не ты ли уговорила меня строиться?
— Я? — вскричала она. — Это ведь ты сказал, что тебя скоро повысят в чине и тебе нужен дом побольше!
— Это ж надо так брехать! Когда именно я это сказал?
Абель шел и шел. Женщина вцепилась в его рукав:
— Не ходи, Абель, тебе ведь ничего не стоит выкупить в банке это поручительство.
— Что? — разинул рот Абель. — Да я с вами вообще больше знаться не хочу.
Но женщина сказала, что они продадут лодки и еще много чего и вернут ему деньги, муж тоже подошел и согласился, что ему не следовало затевать стройку, но жена и дети не давали ему покоя…
— Не верь ему, — сказала жена.
Абель слушал вполуха, он снова погрузился в привычное равнодушие ко всему на свете. Чего ради ему беспокоиться из-за этих, в сущности, посторонних людей? Какой ему в том прок? Наверное, единственный выход в том, чтобы сходить в банк, выложить деньги и тем закрыть это дело вообще.
— Ступайте домой, — сказал он, — я это как-нибудь улажу.
Они начали его благодарить, они пожали ему руку, даже Робертсен — и тот пожал.
Когда исстрадавшаяся Лолла спросила его, чем кончилось дело, Абель ответил:
— Ну конечно же я разобрался с Робертсеном.
— Вот и слава Богу! Но скажи, Абель, это уже наверняка?
— Ничего не всплывет. Все уничтожено.
Радость скользнула по лицу старой женщины.
Но Лолла, видимо, смекнула, как обстоят дела, она опустила глаза и сказала:
— Ах, как жаль, что я не могу снова чем-то стать для тебя.
— Ты о чем? — резко спросил он.
Она уклончиво ответила:
— Я просто так сказала. Ты так много для меня сделал.
XI
Тучи сгустились для всех и каждого.
Предстояли месяцы с холодом и снегом, и люди не знали, к чему приложить руки. Что будет дальше? Они ходили и подбадривали себя на свершение разных великих дел, но не делали вообще ничего. Единственным, кто и впрямь что-то предпринимал, был Алекс, тот, что женат на Лили. В феврале он покинул обитель нужды и отправился на поиски работы.
Было морозное раннее утро. Он взял узелок с едой, которую Лили приготовила ему на дорогу, она и провожала его. Особых разговоров они не вели, судьба на них ополчилась. Алекс не был каким-нибудь забулдыгой, но раз уж судьба принудила его странствовать по свету, он должен по меньшей мере уйти в гневе. Лили и так, и эдак пыталась смягчить его, но нет: я ж тебе сказал, что ты у меня еще увидишь!
— Алекс! Ведь не я же виновата, что у тебя нет работы.
В последнюю минуту перед разлукой он не хотел напоминать ей различные ее прегрешения, но зато шагал как заведенный и при этом делал такие большие шаги, что она едва за ним поспевала.
— Ты от меня уходишь?
— Я тебя разве просил идти со мной и задерживать меня?
— Нет, нет, — ответила она и чуть приотстала.
Тем временем они вошли в лес. Он снял куртку, расстелил ее на снегу и сказал:
— Садись.
Она не поняла и спросила:
— Ты что это выдумал?
Он развязал узелок и поделил провизию.
— На — бери и ешь.
— Я? С чего это вдруг?
— Тебе нужнее.
Она ела, чтобы ему не перечить, ела и плакала. За последнее время отношения между ними наладились, Алекс был вполне хорош, просто удивительно, чем он для нее стал, он тоже кое на что годился, она начала испытывать радость и с мужем тоже. И вот он уезжает.
— А тебе не кажется, что мы могли бы вернуться домой? — спросила она.
Он не ответил.
— Не кажется? Тогда мы, во всяком случае, снова будем вместе.
— Лучше помалкивай. Мне что, без тебя забот не хватает?
Странно, как грубо он с ней разговаривает, когда они, может быть, расстаются навсегда.
— Ты мне пиши, — попросила она.
— Писать? Ты думаешь, в такой глухомани есть почта?
Лили, с ужасом:
— Господи, Алекс, куда ты собрался?
— Не знаю, на все четыре стороны.
Новые слезы, новое волнение. Впрочем, они не уговаривались хранить верность, не забывать друг друга, и вообще лучше умереть, чем… нет и нет, ни единой фразы с упоминанием вечности.
— Ты сидишь и мерзнешь, — сказала она.
— Ешь, — ответил он.
— Нет, спасибо, больше не хочу. — И она поспешно упаковала корзинку.
Больше ничего и не было, она встала, отряхнула снег с подола юбки и сказала:
— Мне пора домой, не то девочки проснутся.
Когда они отошли друг от друга на порядочное расстояние, она крикнула:
— Не пропадай надолго!