Круг жизни

Когда он вошел в спальню, чтобы переодеться в дорогу, Джин уже немного успокоилась и теперь показалась ему, несмотря на припухшие веки и покрасневшие глаза, смирившейся с неизбежным. Однажды она уже все потеряла. Анри – единственное, что у нее еще оставалось, и она согласилась бы скорее умереть, чем потерять и его, и вот теперь муж покидает ее.

– Ты сильная, ты справишься, правда, малышка?

Он сел на край кровати и в отчаянной надежде, что Джин успокоит его, хотя бы немного, посмотрел на нее. С грустной улыбкой она взяла его руку в свои ладони.

– Да куда ж я денусь?.. Но знаешь, о чем я молю Бога?

Еще бы ему не знать: чтобы муж остался дома. Будто прочитав его мысли, она поднесла его ладони к губам и поцеловала кончики пальцев.

– Да, но не только… Я надеюсь, что ты, уезжая, оставляешь меня беременной…

В волнениях последних дней они совсем забыли о необходимости предохраняться. Анри надеялся, что это были не самые опасные дни, но теперь засомневался.

Они всегда помнили, что решили не иметь детей – по крайней мере первые несколько лет, до тех пор, пока оба не подыщут более высокооплачиваемую работу. Не исключалось также, что Анри продолжит обучение, а это еще два года. Они еще очень молоды, так что с детьми можно было не спешить, но теперь все изменилось и вся их жизнь перевернулась вверх дном.

– Мне показалось, что в последние ночи у нас было как-то по-другому, – заметила Джин.

– Думаешь, что ты могла?..

Анри с тревогой посмотрел ей в лицо. Меньше всего ему хотелось оставлять ее одну в таком положении и мчаться бог знает куда, под пули.

Джин пожала плечами и с улыбкой заметила:

– Возможно… Я дам тебе знать.

– Дьявольщина! Только этого нам и не хватало!

Он помрачнел еще больше, с беспокойством взглянув на часы, стоявшие на столике у кровати: десять минут пятого. Ему пора уходить.

– Это вовсе не исключено, – повторила Джин и поспешно добавила, будто испугавшись, что не успеет сказать главное: – Пойми, Анри: я и в самом деле этого хочу. Очень…

– Именно теперь? – изумился он.

В маленькой спальне послышалось тихое, как вздох:

– Именно теперь.

Глава 2

Джин Робертс целыми днями сидела у раскрытого окна своей квартирки в надежде на желанную прохладу, но все здание, казалось, превратилось в адское пекло и августовский зной, поднимавшийся от расплавленных тротуаров, прокаливал стены, сложенные из песчаника, насквозь. Единственное облегчение приносил ветерок от проносившихся мимо поездов надземки.

Иногда она даже вставала по ночам с постели и садилась на ступеньки крыльца, чтобы хоть немного подышать прохладным ветерком, который поднимали мчавшиеся мимо поезда, или же сидела в ванной, закутавшись в мокрую простыню. От жары не было спасения: Джин порой казалось, что ее чрево того и гляди лопнет от натуги. Чем сильнее была жара, тем беспокойнее вел себя ребенок, словно знал, что творится снаружи, словно и ему не хватало воздуха.

При мысли о ребенке Джин улыбнулась: так хочется поскорее уже увидеть маленького, но до родов еще месяц. Джин так надеялась, что малыш будет похож на отца, который сейчас где-то в Тихом океане выполняет свой мужской долг: сражается с японцами, вернее – япошками, как писал Анри в своих письмах. Это слово покоробило Джин: среди служащих ее фирмы была молодая девушка-японка, которая трогательно о ней заботилась: даже брала на себя часть работы и покрывала Джин, когда та была так слаба, что не могла двигаться. С огромным трудом добравшись до офиса, она неподвижно сидела за машинкой, опасаясь не успеть добежать до туалета, когда затошнит.

Ее не увольняли целых шесть месяцев – значительно дольше, чем обычно держат беременных, – что было весьма благородно со стороны работодателей, и Джин написала об этом мужу. Она посылала ему весточки каждый день, а от него получала не чаще одного раза в месяц. Анри слишком уставал, чтобы взяться за письмо, к тому же они доходили с большим опозданием. «Это не то что «бьюики» в Нью-Йорке продавать», – пошутил он в одном из своих писем. Он по-прежнему шутил, даже когда писал про скверное питание, про сослуживцев, пытаясь представить все лучше, чем это было на самом деле, чтобы не расстраивать Джин.

В самом начале, когда в один прекрасный день у нее не осталось никаких сомнений в своей беременности, она вдруг испугалась, хотя, провожая мужа, надеялась, что ребенок поможет ей перенести горечь разлуки. Ей было очень страшно в первые месяцы, стоило подумать об уходе со службы, одиночестве, безденежье. На какие средства она будет содержать себя и ребенка?

Джин помнила, как отреагировал муж на ее слова о возможности беременности, но после того как сообщила о свершившемся факте и получила в ответ восторженное послание, все снова представилось ей в розовом свете. К тому времени как пришло письмо, срок был почти пять месяцев и ее состояние немного стабилизировалось.