Кругами рая

– А я помню… по сказкам, что ли? Это ведь еще как-то связано с царством мертвых, через которое надо пройти, чтобы воскреснуть. Ну вот, мы и не воспринимаем как окончательное…

– Ну да, да… Еще вспомним про храмовые бассейны и что Христа называли Рыбой. Все это сложно и далеко. Немая она, да к тому же холоднокровная, вот и все дела. Размножается равнодушно, не по-человечески. Сколько возьмете?

– Сейчас, пожалуй, нисколько. Зашел на разведку. А нужно к воскресенью. В воскресенье можно?

– У нас воскресений нет. Можно и в воскресенье. Праздник будет в двести одиннадцатой? – Ударение было сделано на слове «праздник».

Алексей неопределенно повел рукой. Плата за пьяный кураж не обещала ничего хорошего. Что он будет делать с чужими пассиями в чужом доме?

– Вы имейте в виду, там, в ротонде, работает Маша, так она специалист по таким мероприятиям. У нее за баром приличная кухонька. Все приготовит, оставите ключи, сама и накроет. Старички застолья любят, а сил уже нет, Маша у них вместо ангела. Берет недорого.

– Вот это да! Как я удачно на вас попал! Об этом можно было только мечтать. А с Машей я как раз познакомился. Она очень милая.

– Очень милая, – охотно согласился Александр Николаевич. – И к тому же очень верная жена.

– Спасибо, что ввели в курс дела, – весело, в пандан легкому и неглупому собеседнику, ответил Алексей. – Приду в это же время. Вам удобно?

* * *

Вверх на берег Алексей поднимался с трудом. Сыпал грибной дождь, ветер гулял теплый, и солнце пекло все уверенней. Потом дорога пошла снова вниз, к поселку. По лицу струился пот, заползал под ворот, глаза пощипывало, все вокруг смазывалось, как на любительской ленте. Никакого смысла и красоты, одно услаждение трусливых амбиций чьего-то семейного рая. Алексей чувствовал раздражение то ли на эту придуманную им семейку, которая тщится запечатлеть ускользающий миг, то ли на себя – бобылевого, некрасивого, злого, все что-то выковыривающего из жизни, вместо того чтобы идти по ней легко и радоваться общими радостями. Таким общим местом жизни повеяло на него только что от рыбака.

Номера дач стояли бестолково. Если и был в этом первоначальный план, то наверняка все о нем забыли, и никто бы уже не взялся объяснить, почему рядом с трехсотыми номерами соседятся первые. Он не представлял, куда ему идти, где его дача. Снова забрел в лес и из него опять взял курс на поселок. Пора было уже приостановить бег, да и есть давно хотелось.

На жилье его неожиданно вывел не запах, не коньки крыш, а чей-то крик. Он почти сразу узнал голос Марины и побежал.

Ксюша стояла в своей квадратной тюбетеечке и неизменной кофте, опустив лицо и время от времени поднимая упрямый взгляд на мать.

– Я тебя в который раз спрашиваю: где ты взяла шоколад? – кричала Марина. Она ломала плитку, выдергивала из бумаги куски шоколада и демонстративно раскидывала их по кустам. – Дрянь такая! Ты хочешь умереть?

– Перестань кричать, – громко сказал Алексей, подходя к забору.

– A-а, Алеша… Не вмешивайся, пожалуйста! – Лицо

Марины горело, белыми оставались только рельефно выступившие ноздри.

Алексей успел подумать, что Караваджо писал Голову Медузы с реальной женщины.

– Это я подарил вчера Ксюше.

– Ты знал, что шоколад ей категорически запрещен?

– Нет.

– А она знала, знала, знала, – кричала Марина, продолжая истерично ударять конвертом с остатками шоколада по плечу Ксюши. – Знала и не сказала. И теперь молчит. Тайком хотела съесть. Что тайком-то? Что тайком? Умереть тайком? Говори! – Она с силой дернула дочь за подбородок.

– Прекрати! – Алексей больно сжал руку Марины.

– Отпусти руку, – тихим, но каким-то нехорошим голосом сказала Марина. – Ты неудачно в гости зашел. Ксения, иди в дом!

Ксюша вопросительно посмотрела на Алексея, он подмигнул ей, потом зажмурил глаза и улыбнулся. Та поняла это как знак солидарности, того, что он помнит об их договоренности, и, неловко подпрыгивая, пошла к дому. Все это не укрылось от Марины.

– Значит, ты принимаешь участие в моей дочери. У вас уже свои знаки. Самое время в духе Корчака поговорить о праве ребенка на смерть.

– Хотя бы…

– «Хотя бы» о таком не говорят. Есть желание? Удочери, вызывай по ночам «скорую» и смотри, как девочка на глазах синеет и задыхается. «Хотя бы». Ладно, иди, Алеша. Тебя тут, кстати, милиция спрашивала.

– Зачем?

– Даша Сомова пропала.

– Какая Даша?

– Экий ты невнимательный. Красивая девушка, а ты не заметил. Пинкертон в форме утверждает, правда, что у вас с Дашей была переписка. Уликой какой-то размахивал. Но он, вероятно, ошибся. Я бы на твоем месте все же зашла в семнадцатую, к Тамаре Ильиничне. Они как раз сейчас там Анисьича оформляют.

– Ты уверена? – только и спросил Алексей.

Из сказанного Мариной он не понял ровным счетом ничего. Но утренняя тревога начинала, кажется, сама к себе призывать события. Возможно, вчера, в самый момент исчезновения, подумал Алексей, произошел взрыв, который он уже не мог слышать. Теперь осколки летят, нагоняя его. При всей слепоте, не может же хотя бы один из них не промахнуться.

Глава тридцать пятая